Пиччинино
Шрифт:
— Это ложь! — воскликнула княжна. — Это гнусная клевета! Я особо отличала этого юношу, как того достойны, по моему мнению, его талант и образ мыслей, но он обедал со своим отцом в отдельной комнате, а отдыхал в моей картинной галерее. Плохо же подглядывает аббат Нинфо, не то он мог бы рассказать вам, что Микеле, сломленный усталостью, даже провел две-три ночи в одном из закоулков дворца.
— Мне говорили и это, — подтвердил Пиччинино, никогда не упускавший случая сделать вид, будто ему уже давно известно то, что ему только что сообщили.
— Так вот, синьор де Кастро-Реале, — твердо продолжала Агата, глядя ему в лицо, — все это так и
Эта откровенная речь, произнесенная с уверенностью, которую могла придать ей только правда, заставила Пиччинино содрогнуться от радости, и он с такой силой прижал руку Агаты к своей груди, что княжне сразу стали ясны его чувства. На секунду ее охватил страх, еще обостренный неким ужасным воспоминанием. Но она мигом увидела, какая опасность возникает перед Микеле, и, откладывая до более удобного часа заботу о его прямой безопасности, решила сыграть на самолюбии Кармело Томабене.
— Зачем же было аббату Нинфо, — тем временем спрашивал тот, — сочинять такую неправдоподобную историю?
Агата поняла, что догадавшись о безумной страсти, которую, как она сама сейчас убедилась, разбойник питал к ней, аббат пожелал подстрекнуть Пиччинино и этим ускорить выполнение своего злого замысла. «Коли так, — подумала она, — я применю твое же оружие, подлый Нинфо, ты мне сам подсовываешь его».
— Послушайте, синьор, — заговорила она, — вы так хорошо знаете людей, так умеете проникать в самые тайные глубины души, неужели же до сих пор вы не поняли, что ко всем явным порокам аббата присоединяется еще и бешеное бесстыдство воображения? Вы думаете, он зарится лишь на мое наследство? А разве аббат не намекал вам, что завладей он бумагой, он не удовольствуется одними деньгами, ежели я захочу выкупить часть наследства?
— Да, да! — уже вполне искренно вскричал Пиччинино. — Я сам не раз подмечал у этого безобразного, похотливого чудовища мерзкие влечения и отвратительные порывы. Прикидываясь в подобных случаях, будто он сомневается в женской стойкости, он просто пытается утешить самого себя, так как вполне сознает свое физическое и нравственное уродство. Да, да, я понял это, несмотря на все его притворство. Я не хочу сказать, будто он — он! — любит вас, это значило бы оскорбить само слово «любовь». Но он вожделеет к вам, и он вас ревнует. Ревнует! Это тоже слишком благородное слово! Ревность — страсть молодой души, а душа аббата поражена старческой немощью. Он подозревает и ненавидит все, что вас окружает. Наконец, чтобы победить вас, он додумался до дьявольского средства. Сообразив, что вы не пожелаете заплатить ему за наследство своей благосклонностью, и предполагая, что вы любите этого юношу, он решил захватить его в качестве заложника и заставить вас любою ценой выкупить жизнь и свободу Микеле.
— Мне следовало ожидать этого, — вся похолодев, но сохраняя наружное спокойствие и надменность, сказала княжна. — Выходит, что вы, синьор, не прочь принять участие в предприятии,
Удар Агаты попал в цель. Подлые намерения аббата, до сих пор возбуждавшие в молодом разбойнике лишь ироническое презрение, теперь представились ему личной обидой и возбудили в нем жажду мести. Поистине справедливо говорится, что любовь даже в дикой и безудержной душе пробуждает чувство человеческого достоинства.
— Строгой кары? — глухо процедил Пиччинино сквозь стиснутые зубы. — Он ее дождется!.. Однако, — прибавил разбойник, — не тревожьтесь более ни о чем, синьора, и без всяких опасений передайте свою судьбу в мои руки.
— Моя судьба всецело в ваших руках, синьор, — ответила Агата, — в ваших руках также мое состояние, мое доброе имя и жизнь моих друзей. Подумайте, как же мне не тревожиться?
И она открыто поглядела ему в глаза. Во взгляде ее выразилось столько женской прозорливости, что Пиччинино не в силах был противиться ее обаянию и ощутил, как к его чувству в этот миг примешались и робость и уважение.
«О, мечтательница! — подумал он. — Разбойничьего вожака ты все еще представляешь себе либо театральным героем, либо средневековым рыцарем! И, чтобы понравиться тебе, мне придется играть эту роль! Ну, что ж! Я ее сыграю. Для человека начитанного и догадливого здесь нет ничего трудного».
«А почему мне и в самом деле не быть героем? — продолжал он размышлять, молча шагая рядом и трепещущими пальцами сжимая руку женщины, казалось, столь ему доверявшей. — Я не соизволил до сих пор стать героем лишь потому, что не представлялось случая, а без него всякие возвышенные чувства показались бы смешными. С такой женщиной, как эта, цель становится достойной усилий, и, наверное, не так уж трудно проявлять благородство, если награда сулит быть столь сладостной. Тут расчет ради личной выгоды высшего порядка, однако расчет не менее реальный и разумный, чем всякий другой».
Все-таки, прежде чем перейти окончательно на роль рыцаря прекрасной дамы, он захотел покончить с последними остатками своего недоверия и, чтобы от него избавиться начисто, проявил на этот раз почти детскую наивность.
— Единственная слабость, какую я знаю за собой, — заговорил он, — это боязнь играть смешную роль. Нинфо хотел заставить меня выступить в гнусной роли и будет наказан за это. Но если вы, ваша светлость, на самом деле любите этого юношу… Придется и ему горько каяться, что он обманул меня!
— Но что у вас на уме? — спросила Агата, подводя Пиччинино к свету, падавшему на цветник из окна ее будуара. — Я действительно люблю Микеле, Пьетранджело и фра Анджело, как своих преданных друзей, как людей, достойных уважения. Чтобы оградить их от вражды злодея, я отдам любые деньги, да и все, что только потребуют. Но взгляните же на меня, синьор, и поглядите на этого мальчика, который задумчиво сидит там за окном. Неужели вы полагаете, что при разнице в нашем возрасте и положении между нами могут возникнуть какие-либо нечистые чувства? Вы не знаете моего характера. Меня никто никогда не понимал. Быть может, вы будете тем, кто воздаст мне должное. Я бы хотела этого, ибо ценю ваше уважение и не заслужила бы его, если бы испытывала к этому мальчику чувства, которые желала бы скрыть от вас.