Пицунда
Шрифт:
Сверкнула под карнизом бахрома сосулек… Да-да, живое чудо парков, рощ, могил; искусство осваивает тревожно-мистические пустоты, но – опять: мало что-то вспомнить, надо ещё многое додумать-придумать, надо написать (хотя бы записать) воображённое, найдя слова для проносящихся и гаснущих, как падающие звёзды, образов; врождённая медлительность – никогда не успевал загадать желание. И – как же можно! – три темы сразу. Прочитав последнюю фразу, не поймёшь, кто в кого влюблён, кто, зачем и когда встречался, кто погиб и кто цел остался, и кто автор и кто герой, и к чему нам сегодня эти рассуждения о поэте, и каких-то призраков рой… Вот-вот! Чем не эпиграф? Поскольку поэзия мыслит сжатыми формулами чувств, надо бы найти формулу, способную (охватив роман), выделить и обобщить-обозначить главное в нём. Любопытно – подобрать эпиграф к отсутствующему тексту, лишь к смутному предчувствию-ощущению? И стало быть, подбирая, угадывать суть будущего сочинения? Так: смысл из одного (поэтического)
Само по себе хорошо, стремительно, со свистом ветра, только удачной, близкой по духу строфы мало, для мемуаров, казалось бы, подходит, но – прямолинейно, искры не высекаются, пересказ, вмещённый в две строчки конспект, ни расширения, ни концентрации. И еще:
Мы, как сосуды, налитыСиним, зелёным, карим,Друг в друга сутью,Что в нас носили,Перетекаем.Что прошло, то прошло. К лучшему.Но прикусываю, как тайну,Носталь… по настоящему,Что настанет…Желания и ощущения совпадают, однако – не подойдёт; хотя из метафорической избыточности вырастает и метафора многоголосицы, перекрывающей допустимые децибелы времени, в котором застают врасплох шумом ли, пронзительной тишиной образы: художественный эквивалент теряющего голову и речь века? А если что-нибудь общепризнанное?
Как в неге прояснялась мысль!Безукоризненно. Как стон.Как пеной, в полночь, с трёх сторонВнезапно озарённый мыс.…………………………….Огромный пляж из голых галек —На все глядящий без пелён —И зоркий, как глазной хрусталик,Незастеклённый небосклон.Зрение природы? Расширяется горизонт, раскрепощается мысль. Однако сам текст может сузиться, привязаться к месту, и забавная мелочь мешает: хрусталик. Когда рассматривал застывшую на кончике хвойной иглы дождевую каплю? – кажется, с Лерой на дачу к её подруге ездили, и потом, в реликтовой роще после дождя… Но если ещё и эпиграф на неё, хрустальную каплю, намекнёт – получится модерновая люстра со сверкающими на торчащих во все стороны стержнях шариками-головками, которую в неподходящем месте повесили. И сколько рожков было бы на той ветвистой люстре? А как-то ветка качнулась под тяжестью присевшей отдохнуть птицы, оросив хрустальным дождем рукав свитера.
Здесь будет всё: пережитоеВ предвиденьи и наяву…Опять претенциозный пересказ, обещание, аннотация, рекламное объявление в газете, причём декларативное… Не стоит присоединяться к эксплуатации общеизвестного, не хватало ещё и другие прекрасные строчки по инерции зацепить – «в работе, в поисках пути, в сердечной смуте»: сопряжение и столкновение одновременно, грустно, тревожно, и нервы натянуты, но хрестоматийно, даже в школьный учебник попало. Для серьёзного, но без разнородных примесей текста, может, и подошло бы, а здесь не высечет желанную искру, не то, и не стоит надеяться на зачитанные до дыр стихи, притупляется восприятие, к тому же эпиграф – не ключ к коду, а средство перекодировки и проверки содержания на прочность, это ведь ещё и тест – выдержит ли? И некая расположенная вне текста художественная реальность, которую надо бы ввести в текст, встроить
Так:
Он (текст?) блещет снимком лунной ночи,Рассматриваемой в обед,И сообщает пошлость Сочи (что там, в Сочи, Лера искала?)Природе……………………………………Так?
Невысказанность. Здесь могло с успехомСквозь исполненье авторство процвесть.Удивительно, настолько точно, подробно и ёмко, что придётся отказаться: проза (любая) «под» таким эпиграфом становится непомерно разросшимся, беспомощным дубликатом поэтического смысла.
И будто нет в нейНичего особенного —Типичная же даль!А тянет.Просто и загадочно, иронично и серьёзно, но – дальше, дальше:
Собака, лошади, слуги —Все ждут:Неужто войны не будет?Художник,Решайся!Вот, вот – неопределённость, простор смысла и чуть ли не все струны задеты. Чувствуешь, как близки тебе эти поэтические желания? Нагнетая тревогу, иронию, внезапно достигая прозрачности, говорить об одном и том же по-разному, неуловимо меняя точку зрения, терпеливо подбирая объектив, кадр, резкость, масштаб, медленно переходя с позиции на позицию, пускаясь вскачь, снова флегматично, нехотя, оценивающе обходя по незримому кругу внутренний мир, минуя турникеты психики, забираясь в её эфемерные ландшафты, бесцельно, рискуя свернуть шею, лазая по склонам и безднам, устраивая от скуки гимнастические турниры, раскачиваясь задумчиво на турниках, трапециях, кольцах, срываясь вдруг и зацепившись за что-нибудь на лету – деловито проверять прочность крепёжных узлов, нахмурившись, резко менять загрузку и направления усилий в растянутых и сжатых стержнях воздушных конструкций, и всё это – чтобы снова беспечно, с насмешкой, болью, горечью, в который раз ощущая тщету намерений, попытаться иначе сказать о давно известном.
А пока ещё что-нибудь.И жизнь выдастся,Как платье, по плечу, – вспомнил! и Лину вспомнил. —К сиянью подойдёт,И цвету глаз.Лирическое обращение-напутствие, а охватывает разные смыслы; аккомпанирует смятению чувств, подыгрывая, вдруг замолкает и – из подтекста, но громко: от себя не убежишь, хитрости не помогут, жизнь одна. Но – подождать, рано делать выбор, не надо спешить. И лучше, наверное, выхватывать строки с несколько затемнённым, смутным смыслом, этим ведь в песне тешатся все, это ведь значит – пепел сиреневый… Уместнее строка или две, чем четверостишие:
Их много. Им немыслим счёт.Их тьма. Они шумят в миноре.Да-да, вырывать строчки (одну? Две? Три?) свербящие, волнующие, нужны эмоциональные детонаторы.
Эту воду в мурашках запруды…Или:
Под звон сервизов чайных…в коробках… из-под случайных жизней.Или:
И жизнь, качнувшись вправо,качнётся влево.Нет, вернуться к отложенным смыслам и – ещё короче:
Художник, решайся!Посмотреть через лупу, увидеть во всех подробностях:
ХУДОЖНИК, РЕШАЙСЯ!Потрогать каждую букву, раздвинуть их, буквы, – пусть им будет посвободнее, ведь каждая столько значит:
ХУДОЖНИК, РЕШАЙСЯ!Теперь лупу убрать, коротко и ясно, весомо и решительно:
художник, решайся!Однако, не превратилось ли это обращение из-за изоляции в лозунг? Призыв к действию, заслонивший его основания? С кем протекли боренья? С самим собой, с самим собой… Не лучше ли предварить текст картиной?