Пифей. Бортовой дневник античного мореплавателя
Шрифт:
— В городе, который, как и остров, называется Иктис, я разыскал таверну, облюбованную возчиками и моряками. Там я встретил своего приятеля Карнута и успел шепнуть ему, чтобы тот не признавал меня. Он смотрел на меня, словно я вернулся из преисподней. А я уселся на скамью, прикрепленную к деревянной стене. Служанка подвинула ко мне столик, и я сказал ей по-кельтски, что голоден и очень хочу пить. Я велел ей поторопиться, шлепнув ее по заднице, как поступают в таких случаях кельты-варвары.
— Поспеши! Я сгораю от нетерпения!
— Не торопись. Я от души повеселился, а потому должен рассказать обо всем обстоятельно. Когда пуны поглядели в мою сторону, я, подмигнул
— Друзья Тира! — вскричал он. — А ты откуда явился, благородный незнакомец?
— Издалека. Из страны, где добывают металл, совсем не похожий на ваш серый свинец.
Ты только подумай, Пифей. В карманах хламиды, принадлежавшей деду, завалялись пылинки и крупицы золота. Я и не подозревал об этом, захватив эту одежду только затем, чтобы, если понадобится, оказать тебе услугу. Я извлек золотые крупинки, добытые в реке страны моих предков, недалеко от Родана, ниже города по названию Лугдун.
Финикийские матросы бросились ко мне и стали предлагать что угодно, лишь бы я указал путь в эту сказочную страну. Они обращались ко мне на кельтском, пересыпая речь греческими словами. Я стремился лишь к одному побыстрее и подальше увести их от Иктиса, чтобы освободить дорогу тебе. Я согласился пойти лоцманом на их судно и стал торопить их с отъездом, как бы боясь прогневать сородичей, если они заметят меня в компании финикийцев.
У них, Пифей, великолепный корабль! Наварх — человек самолюбивый и говорил со мной свысока.
— Где твоя Страна золота, варвар? — спросил он меня.
— На закате Мира. За Белерионом и Уксисамой, в великом Океане.
Тогда он по-тирийски обратился к своему помощнику, и я разобрал лишь имена Гимилькона, Ганнона да еще названия Кархедон и Гадес. Повернувшись ко мне, он посулил убить, если я окажусь обманщиком и не выведу на правильный курс.
Я сообразил, что он надеется с моей помощью отыскать те страны, где Гимилькон высаживался лишь для пополнения запасов воды. Пуны, похоже, верят, что сканны иногда пересекали великий Океан. Они подумали, что я знаю тайну этих плаваний.
— Ты получишь свою долю, варвар, или… — И он ткнул пальцем в громадный топор, висевший на стене его каюты. Ее украшали меха, янтарь, ужасные бронзовые статуэтки, вазы неприличных очертаний, пурпурные ткани. На навархе были красные сандалии, длинная туника с пурпурными и черными полосами, а на голове торчала островерхая шапка из расшитого золотом шелка. Я не успел осмотреть помещения экипажа, но запахи говорили сами за себя то был запах овчарни, где завелся распаленный козел.
— Спать будешь здесь, варвар, — процедил он, указывая на закуток рядом с его каютой под акростолием в виде цветка лотоса.
Оттуда-то я бесшумно и соскользнул в воду, когда мы шли мимо твоего корабля. Он его не заметил, поглощенный маневрами отплытия. Я спустился по правому рулю, тому, что расположен дальше от острова, и, хотя наступала ночь, успел заметить, что он крепится к корпусу иначе, чем у тебя. У него весло проходит через отверстие деревянного рыма, утопленного в корпусе.
Я вернулся, не забыв прихватить свои золотые крупинки. Пойду развешу одежды деда для просушки.
Если даже финикиец хватится меня сейчас, течение помешает ему вернуться, а кроме того, он знает достаточно много, чтобы не затеряться в Океане. Теперь можешь отправляться в Иктис… но без меня.
Тридцать третий день путешествия. Иктис. «Артемида»
Эту породу добывают в стране, расположенной между Белерионом и Иктисом, а также на некоторых островах к закату от Белериона.
Царь Иктиса, раздосадованный тем, что тириец столь поспешно отправился за золотом Венитафа, не забрав предназначенный ему груз, хотел отправить олово или к секванским кельтам, или в Алет, или к абринкам. Там его забирают намне-ты, а затем, навьючив на лошадей, везут через всю страну кельтов в Массалию.
Царь слыхал о Массалии и Родане и надеялся, что массалиоты тоже станут приплывать за оловом и мехами в его страну. Я ничего не сказал ему о наших распрях с пунами. Я рассчитал, что металл доходит до Массалии примерно за месяц, если его везут по рекам и дорогам. Морской путь, будь он свободным, позволил бы перевозить большие количества металла, и он обходился бы дешевле, но во времени выигрыша не получалось, ведь мы плыли до Иктиса более месяца.
Как удалось подметить, и мои наблюдения подтверждаются словами бриттов и остидамниев, самая высокая вода бывает во время, когда Артемида или совсем не видна, или когда ее лик сияет полным светом. Царь сказал также, что вода поднимается выше всего во время равноденствий, а меньше всего ее прибывает летом в самые длинные и зимой в самые короткие дни.
Я отметил на карте, что Иктис находится на расстоянии одного дня плавания до страны абринков и примерно в двух тысячах стадиев до устья Секваны. Мне кажется, что Океан здесь похож на огромную и очень широкую реку. Это я проверю на обратном пути, пройдя вдоль берега страны кельтов.
Тридцать пятый день путешествия. В море. К Кантию. Я так записал это название, придав ему греческое звучание [21] . Царь Иктиса дал мне одного из лучших лоцманов, он приведет «Артемиду» в устье Тамесиса — реки, которая протекает за возвышенностью Кантия. По словам лоцмана, остров бриттов имеет форму треугольника (я перевожу его мысль, выраженную на языке варваров). Кантий лежит в одном углу этого треугольника, а Белерион в другом. Следуя вдоль берега в Гиперборею, замечаешь, что день постоянно увеличивается. Так можно дойти до группы островов, которые называются то ли Гемы, то ли Гемоды, то ли Гемброды (произношение у иных бриттов ужасно — настоящие варвары!).
21
Это название созвучно греческому слову «кантос», означающему «угол глаза» или просто «глаз».
Я сгораю от нетерпения повернуть нос моего корабля на полуночь.
Бриттского лоцмана зовут Бредо. Рыжий и молчаливый парень, он ограничивается лишь тем, что подает знаки кормчим или велит изменить ритм гребли.
С заката дует слабый ветер. Я обратил внимание, что дважды в день неторопливое дыхание моря указывает на приближение большой воды. Лоцман утверждает, что у скалистого мыса Кантия вода может подниматься и опускаться на высоту шести — восьми человеческих ростов, заливая огромные пространства и уходя в море на много стадиев. Я слышал его смех лишь один раз, когда он рассказывал Венитафу о злоключениях карфагенского корабля: он несколько часов пролежал на борту на суше, а потом всплыл, зачерпнув полные трюмы воды.