PiHKAL
Шрифт:
Я поразмыслила над тем, что сказал Шура, и признала, что, вполне возможно, он прав.
Мы лежали на кровати лицом друг к другу, все еще в халатах. Я посмотрела на электрические часы на тумбочке и увидела, что после приема белого порошка не прошло и сорока минут. Мне же казалось, будто уже миновало несколько часов, и я сказала Шуре, что, похоже, это вещество значительно замедляет время.
— Да, я тоже это заметил, — подтвердил он. Потом он спросил меня, все ли со мной в порядке.
— О, да. Впрочем, довольно интенсивные ощущения. Мы уже достигли максимального эффекта, или будет еще сильнее?
— О, не думаю, что мы уже дошли
Я проверила дружелюбные розочки на обоях и увидела, что они слабо движутся. На книжном шкафу рядом с кроватью стояли пыльные, блестевшие золотыми корешками сокровища. Они словно пытались что-то сказать или, может, просто хотели, чтобы на них обратили внимание. Прямо напротив я видела лицо мальчика с седыми волосами, мерцавшими изнутри, наполненного жизнью, юмором и еще чем-то близким, — этого было достаточно, чтобы полюбить его и заполнить пространство внутри меня, где гнездилась боль.
Я вспомнила наш недавний разговор.
— Ладно, — сказала я, — вернемся к обсуждению природных и синтезированных наркотиков. Даже если ты не можешь безоговорочно согласиться с результатами экспериментов с растениями или с выводами тех, кто эти испытания проводил, то есть с утверждением о том, что растения обладают каким-то сознанием, неужели ты не можешь допустить, что растение может существовать в ином измерении? Обладать некой неизвестной энергией, если тебе угодно?
— Конечно, это не так уж невероятно, — ответил Шура. — Все существующее, причем не только растения, но и камни, животные, в общем, все, что мы видим и что видеть не можем, раз уж на то пошло, представляет собой форму энергии. Разумеется, имеет место взаимодействие энергетических полей, но ведь это утверждение далеко отстоит от приписывания растению личностных качеств или способности телепатически улавливать человеческие мысли. Безусловно, для подобного утверждения нет никакого научного основания.
Я запротестовала: «Я ничего и не говорила о научном доказательстве; я просто думаю, можешь ли ты допустить возможность того, что каждому растению присуще какое-то особое, индивидуальное энергетическое поле, неотделимое от него? То есть того, что, в принципе, можно даже увидеть, ну, знаешь, некоторые люди видят то, что они называют феями, эльфами там, гномами, — разве возможно, по-твоему, чтобы…» — я сбилась, не уверенная в том, что хочу спросить у Шуры, потом все-таки вспомнила, с чего начала. Я покрутила рукой в воздухе, как бы завершая свою мысль.
Шура сохранил спокойствие, в его взгляде был лишь намек на удивление.
— Ну хорошо, позволь мне закончить, — сказала я, сев со скрещенными ногами на кровать и пытаясь не обращать внимания на активное движение роз на обоях. — Я точно не знаю, во что там верит твой друг Теренс, но зато мне доподлинно известно, что в мире полно людей, считающих, что каждое растение обладает некоей — полагаю, ты бы назвал это сущностью. Поэтому, когда ты ешь растение, вместе с чисто физическими веществами ты вбираешь в себя эту сущность, духовную субстанцию, если угодно. И эти люди, возможно, верят в то, что в синтезированном наркотике нет этих энергий, субстанций. Словно ты получаешь лишь чистую химию, которая не идет от земли и не имеет связи с землей, так что ей не свойственна духовная цельность, присущая растению. Понимаешь, к чему я клоню? Эти люди чувствуют, что синтезированное искусственно вещество не имеет души,
Шура откинулся на подушку и уставился в потолок. Спустя какое-то время он приподнялся на локте и произнес: «Позволь мне сказать тебе кое-что, что может заинтересовать тебя».
Я кивнула, и заполнившие комнату призмы кивнули вместе со мной.
— Я не могу говорить за остальных химиков, скажу за себя. Когда я работаю в лаборатории, синтезируя новое вещество, я исследую его не только вдоль и поперек во всех трех измерениях у себя в уме, но также чувствую и другую сторону рождающегося соединения. Можно назвать это характером или, если прибегнуть к твоей терминологии, сущностью. По мере моей работы эта сущность начинает обретать форму. Я пытаюсь почувствовать ее, решить, дружественная она или нет, способна ли она открыть разуму новые горизонты и т. п. Я стараюсь выяснить, есть ли у нее темная сторона, которая выльется в чрезмерную нагрузку на нервную систему, или другие неожиданные сложности.
К тому моменту, когда новое соединение готово полностью и его уже можно употреблять, оно обретает свой характер. Я его еще пока не знаю, потому что для этого мне необходимо начать с ним взаимодействовать, мое тело должно вступить в контакт с веществом, которого оно никогда не знало, но даже после первого раза я не могу постичь характер нового препарата. Лишь когда я изучу его активные уровни, его природа станет для меня ясной, и его «сущность» вберет в себя часть моих стремлений, которые двигали мною при создании этого препарата. Без малейших колебаний могу сказать, что каждое открытое и испробованное мною соединение обладает собственным характером, и он так же явно заметен, как и то, что приписывают растениям.
В полном изумлении я смотрела на Шуру, потом наклонилась к нему, чтобы сказать:
— Впервые в жизни я слышу что-либо подобное. Я ведь не имела никаких представлений о том, что происходит в лаборатории. Твои слова высвечивают многие вещи в совершенно другом свете. Ты когда-нибудь объяснял это своему другу Теренсу?
— Нет, я никому еще не говорил об этом. Понимаешь, это не то, что можно услышать на лекции в Нью-йоркской академии наук.
Я рассмеялась, после чего спросила у Шуры, не кажется ли ему, что рисунок на обоях стал ужасно активным, даже больше, чем обычно.
— Думаю, да. Теперь, когда я посмотрел на обои, да. Как ты? Душа и тело по-прежнему вместе?
Я ответила, что со мной все в порядке.
— Эффект очень сильный. Наверное, я не проследила за изменениями, пока мы разговаривали, но теперь меня накрыло!
— Меня тоже. Похоже, произошел скачок с того момента, когда мы последний раз говорили о своем состоянии.
Бог мой, какая мощная штука! Все вокруг движется, идет волнами и излучает какой-то смысл.
Мое тело пронзила сильная дрожь, и зубы у меня громко застучали. «Как насчет того, чтобы прямо сейчас забраться под покрывало?» — предложила я.
Шура спустил ноги с кровати и снял халат. По коже на его левом бедре пошла слабая рябь, словно через него пропустили электрический ток. Я любовалась большой, мускулистой спиной и восхитительными маленькими и подтянутыми ягодицами, но еще не расслабилась настолько, чтобы потянуться и хлопнуть по ним. Внутреннюю дрожь уже стало невозможно игнорировать. Я сбросила халат на пол и забралась под простыню со своей стороны кровати, схватив Шуру за руку и наблюдая за крошечными веерами всех цветов радуги, которые заполонили потолок.