Пикник на нашей обочине
Шрифт:
– Подъем - скомандовал, наконец, Кирилл. Подопечные не заставили себя ждать. Всем уже хотелось одного - как можно быстрее вернуться в привычный земной ландшафт.
Неожиданная встреча
На пороге дома, Кирилл снова приложил лоб к дверному косяку, и Андрею показалось, что поросший мхом старый сруб откликнулся на этот ритуальный жест, и радостно приветствует вернувшегося. В голове опять, не к месту и не ко времени, закрутились воспоминания: Выстраданный родителями кооператив, где у него, наконец, появилась своя комната. Съемное жилье, где начинал строить семейное счастье. И, наконец, своя квартира, и деревенский дом в Смоленской губернии, приобретенный по смешной
" Может быть, дома тоже живут? Жизнью для нас невидимой и непонятной, но тесно связанной с судьбой их владельцев. И, лишившись хозяина, где-то в верхних мирах, истончаются и гибнут их души, а потом уже земной тлен довершает разрушение..."
С их возвращением старый дом действительно ожил. Словно молодящийся пенсионер, раздвинул замшелые бревенчатые плечи, распахнутые окна вдохнули прохладный сырой воздух, весело заскрипели под ногами половицы. Прогоняя скопившийся в углах сумрак, брызнул с потолка свет.
Скинув рюкзак, Кирилл извлек контейнер с трофеями и небрежно засунул его в нижний отсек платяного шкафа, потом отправился во двор к рукомойнику. Вернувшись, заглянул в холодильник и объявил:
– На ужин картошка с бычками в томате. Если, господа не возражают!
Возражений не последовало, и, окончательно утвердив меню, он извлек поддон с крупными хранящими следы почвы клубнями. Поставив перед собой ведро, взял кухонный нож, и из-под лезвия тонкой лентой побежала серая картофельная кожура. Гостям тем временем было предложено набрать воды. Сашка не проявил энтузиазма, и к колодцу вызвался идти Андрей.
Сооружение представляло собой четырехугольный сруб, с деревянным воротом, отполированным прикосновениями человеческих ладоней. Его плотно обвила железная цепь, закольцованная на ручку ведра, стоявшего тут же на краю сруба. Сверху колодезную шахту накрывал козырек из оцинкованной жести. Следуя инструкции хозяина, Андрей стал опускать ведро, притормаживая вращение ворота ладонью. Сначала пытался считать обороты, но вскоре сбился. Наконец, где-то далеко внизу послышался всплеск. Взявшись за ручку, он начал закручивать цепь вскоре почувствовал на дальнем конце тяжесть, похожую на поклевку огромной рыбы.
Поймав себя на том, что по московской привычке опять куда-то торопится, Андрей волевым усилием попытался переключиться на другой внутренний темп. Неожиданно это получилось. Въевшееся в кровь и в плоть желание максимально заполнять жизнь делами или поглощением информации на время отступило. Налив оба ведра, он поставил их на траву. Закурил сигарету. Сел прислонившись спиной к колодезному срубу, и долго слушал опустившуюся на поселок тишину. Наблюдая, как за темным частоколом леса холодный закат облизывает верхушки скал, Андрей чувствовал, как погружается в странное состояние. Сегодняшняя неудача вдруг отошла на второй план, а прошлое снова пошло в атаку. Окружившая его пустота рождала образы. На пригорке за колодцем, уютно светились окна в домах поселка, и ему почему-то казалось, что там ждут его люди, с которыми давно разминулся на жизненных перекрестках.
Разменяв шестой десяток прожитых лет, Андрей с трудом мог припомнить всех, с кем развела судьба. Некоторые лица полностью стерлись, кто-то остался смутными плохо прочерченными контурами, или какой-то фразой, почему-то засевшей в памяти, после того, как сам образ говорившего канул в небытие. А из тех, кого он еще хорошо помнил,
Всего лишь несколько приземистых деревенских изб и еще одно строение, выделявшееся высокой крышей и капитальными стенами из белых каменных блоков. Его можно было принять за сельскую администрацию, но вечерний свет в окнах, свидетельствовал о том, что дом, скорее всего, жилой. Стоял он не дальше пятидесяти метров на небольшом возвышении. Крыльцо выходило на сторону колодца, и когда отворившаяся со скрипом дверь выпустила на улицу женщину в штормовке и джинсах, Андрей вдруг почувствовал, как по коже побежали мурашки.
" Возьми себя в руки! Кого ты собираешься увидеть?!" - кричал рассудок, но откуда-то из темной глубины накатывала волна ужаса и надежды. А женщина, помахивая пустым ведром, шла к колодцу. Увидев сидевшего рядом незнакомца, она немного испугалась, но тут же, улыбнулась и вежливо поздоровалась:
– Вы, наверное, к Кириллу приехали?
На вид ей было около сорока. По облику тоже не из местных, скорее всего, москвичка. Андрей уже успел ее рассмотреть и чувствовал как, оставляя шлейф грязной пены, уползает захлестнувший его мистический страх. Но что-то очень знакомое в облике этой миловидной дамы все-таки улавливалось, и он силился вспомнить, где и когда ее видел. На вопрос Андрей так и не ответил. Женщина, тем временем опустила и начала поднимать колодезное ведро, бросая в его сторону насмешливо-удивленные взгляды. Опомнившись, Андрей предложил помощь, но она ее решительно отвергла:
– Справлюсь! Не в первый раз!
Ловко подхватив ведро, она перелила воду в свою емкость, попрощавшись, двинулась обратно, и тут память словно прорвало...
С Ленкой они познакомились где-то в середине восьмидесятых в байдарочном походе. Она была невестой его приятеля Николая, поэтому никакие посторонние мысли не мешали приятному и легкому общению. С начала знакомство он воспринимал ее как интересного собеседника, а через некоторое время стал считать другом. В те годы дружба еще была неотъемлемой составляющей нормального человеческого существования.
Отцветала последними осенними букетами уходящая эпоха, с байдарочными походами, песнями у костра под звездным небом. А Ленка неплохо играла на гитаре, и хорошо пела. Репертуар в основном был бардовский, усиленный русским романсом и шекспировскими сонетами. И в ее исполнении многие хорошо знакомые вещи звучали особенно задушевно. Несильный, но проникновенный голос, талант актрисы, придавали курносому лицу советской студентки, утонченный аристократизм, превращали каждую песню, каждый романс в свидание с прекрасным, чистым от земной грязи миром. В эти минуты Андрей чувствовал, что влюблен в исполнительницу. Но эта была любовь, чуждая каких-то плотских желаний, залетевшая на миг из иных сфер бытия, где нет ни похоти, ни ревности, ни плотоядного желания обладать чужим телом.
Выйдя замуж, Ленка почти перестала радовать друзей своим искусством. Да и времена наступали не песенные. Замужняя жизнь ее складывалась не очень удачно. Николай оказался жутким деспотом. Во всяком случая, таким представал он в Ленкиных рассказах. С ним Андрей вскоре перестал общаться, а вот с Ленкой, которую продолжал считать другом, они еще долго встречались. Ходили вместе на выставки в Дом художника, сидели в кафе, гуляли по московским набережным. Это была странная дружба, в чистоту которой не верили ни Ленкин муж, ни супруга Андрея, а, возможно, и сама Ленка. Уже потом, задним числом, Андрей начал понимать, что, скорее всего, от него ожидали большего, чем просто дружеское участие. Для него же эти встречи и сентиментальные прогулки под пасмурным московским небом были попыткой сохранить рядом с собой частичку прошлого, воспоминания о походах, о звездных ночах у костра, об отблесках мира ее песен.