Пикник на нашей обочине
Шрифт:
И тут судьба, которая, вроде бы, только и занималась тем, что наносила удары, показалась не такой уж и жестокой. Где-то она и оберегала, где-то подставляла плечо, а иногда и направляла в обход расставленной ловушки. Правда делала это весьма грубо, особо не деликатничая с чувствами подопечного.
Вчерашний поход еще отдавался ноющей болью в мышцах. Но теперь дорога до границы Зоны показалась не такой тяжелой. Кирилл, щадя напарников, взял не очень быстрый темп. А, может быть, ему самому мешал идти болтавшийся за плечами карабин. Как и в прошлый раз, на последнем привале произошла встреча с патрулем. Низкорослый круглолицый сержант с характерной монголоидной внешностью, панибратски хлопнул сталкера по плечу:
– Чего, Кирюса, на охоту собрался?
–
– Голована, хочу замочить! Обнаглел сволочь.
– ответил Кирилл, сохраняя на лице монументально-серьезную мину.
– Скуру приноси. Пятьсот рублей за скуру даю,- деловито предложил сержант.
– За пятьсот рублей ты сам иди шкуру снимай, - отрезал Кирилл. На что сержант, сокрушенно покачал головой, большой и круглой, как арбуз с астраханской бахчи:
– Плохой ты человек, Кирюса! Злой, жадный!
На том и расстались. Патрульные, унося заработанный преступным путем гонорар, исчезли за скалистым гребнем горы. И снова впереди безжалостное яркое солнце поливало холодными лучами мертвую землю пустыни. Правда в этот раз она показалась не такой уж унылой и зловещей.
"Как быстро привыкает человек!" - думал Андрей. Еще вчера здешние пейзажи воспринимались не иначе, как приемные покои ада. Теперь же сознание пыталось адаптировать мертвый ландшафт, представить его чуть более живым и теплым. А память, по причудливой цепочке ассоциаций вытягивала на свет примеры из прошлого. Вспомнилось, как, отрабатывая трудовой семестр на подмосковной овощной базе, их студенческая бригада облюбовала для распития запрещенных напитков закуток в ангаре для хранения капусты:
Более гадкое местечко сложно было представить. С одной стороны грязно-серая каменная стена. С другой пропитанный соком гниющий овощей деревянный барьер. Сквозь дыры торчат почерневшие капустные листы. Такие же черные склизкие ошметки под ногами, и освещает это царство тлена лампочка в железном колпаке, словно взятая на прокат из декораций фильма о фашистском концлагере. Он вспоминал, как стряхивали с лавочки гниющие капустные лохмотья, и на расстеленной газете выстраивался натюрморт: ядовито-зеленые бутыли водки, вспоротая перочинным ножом банка бычков в томате, батон за двадцать копеек и украденные из соседнего хранилища большие красные помидоры. Граненый стакан, как переходящий приз, начинал путешествие из одних рук в другие. Маслянистая на вид жидкость, вливаясь в горло, отдавала характерным привкусом разведенного спирта, и хотелось быстрей зажевать ее сочной помидорной долькой. Потом ломали руками хлебный батон, и с помощью одной на всю компанию вилки выуживали из темно-бордового томата кусочки рыбы. А через несколько минут мир вокруг начинал меняться. Грязные реалии помойного закутка , неспособные заслонить величие и красоту Вселенной, уходили куда-то на второй план . Бурлящей волной ее энергия растекалась по жилам. Мощный поток уносил на своем гребне из пропитанного гнилью хранилища, от скучного и тяжелого труда, от извечного состояния зависимости и подчиненности в прекрасный свободный мир. И, казалось, нет в жизни таких препятствий, которые нельзя преодолеть. Нет вершин, на которые нельзя подняться.
По прошествии многих лет, пытаясь анализировать это состояние эйфории, Андрей думал, что алкоголь был лишь подсобным средством, позволяющим снять некоторые барьеры. Это молодость, в переизбытки сил и желаний, стремилась разорвать окостеневшие грани материального мира.
Часто вспомнилась последняя ночь на той обросшей потом легендами и студенческими байками "картошке". Перед отъездом домой кураторы убедительно "попросили" после ужина выйти на работу в третью смену. Сначала, среди бойцов студенческого отряда пополз глухой ропот. Из чувства солидарности со всяким бунтарством Андрей готов был присоединиться к протесту. Но недовольные голоса как-то очень быстро затихли, и с началом ночной смены на базе уже кипела
Только утром в автобусе Андрей почувствовал, как вымотался за прошедшую ночь. В полудреме откинувшись на мягкую спинку кресла, он заворожено смотрел, как за окном длинные ангары базы сменяют укутанные туманом поля, как навстречу едут набитые овощами машины, разгружать которые теперь уже будет кто-то другой. Приятная усталость, растекалась по телу, вечные сомнения и недовольство собой на какое-то время сменила спокойная уверенность. Казалось, что вся дальнейшая жизнь будет чередой малых и больших побед, успешного преодоления посланных судьбой испытаний...
Предостерегающий окрик вернул его реальность. Чуть не налетев на Сашку, Андрей остановился. В нескольких шагах от них застыл Кирилл. Взгляд его был прикован к вздымавшемуся впереди холмику. В первый момент Андрей не заметил ничего подозрительного. Но потом даже не увидел, а почувствовал происходящее под серо-желтым покровом шевеление. Через несколько секунд уже не было сомнений, что там, под верхним слоем грунта, кто-то или что-то движется. Очертаниями шевелящееся нечто напоминало гигантскую змею. Хвост огибал вершину бугра, тело извивалось по склону, а голова, словно пытаясь кого-то схватить, совершала хищные слепые броски всего лишь в нескольких метрах от людей.
– Стоим как вкопанные! Он на вибрацию реагирует.
В еле слышном шепоте сталкера пульсировал страх. С некоторым запозданием он передался Андрею. Вскоре стало понятно, что невидимое, и от того еще более жуткое нечто, охотилось за ними. Единственной защитой была полная неподвижность, и упование на то, что подземный хищник не наткнется на них вслепую.
Никогда еще смертельная опасность не была так близко. Андрей чувствовал свою полную неготовность к такой встрече. Все философские утешения рассыпались, словно карточный домик. Отчаянно цепляющееся за жизнь человеческое существо стояло лицом к лицу с реальной угрозой гибели. А почва шевелилась уже совсем близко от его ботинок. Измеряя глазами амплитуду и направление бросков, Андрей пытался уловить в движениях подземной твари какую-то систему, высчитать место, куда хищник метнется в следующий раз. Иногда, казалось, что он меняет направление поисков, но потом снова бросок назад, и земля вспучивается совсем близко. Она уже была не надежной твердью, а морской бездной, откуда в любой момент может пойти в атаку зубастое чудовище.
Происходящее походило на затянувшийся ночной кошмар, но он понимал, что избавительного пробуждения может и не случиться. Постепенно панический страх уничтожил все мысли и чувства, кроме отчаянного желания, чтобы это быстрей закончилось. И еще мелькала уж совсем постыдная надежда, что тварь схватит кого-то другого. Тем временем из вспаханной почвы, словно в мистическом ужастике, вылезали на свет огромные черви. Вид шевелящихся над поверхностью красных обрубков, был зрелищем малоприятным, но наблюдать за ними было все же лучше, чем обреченно отслеживать броски рыскающей вокруг смерти.
Неожиданно над головой послышалось хлопанье крыльев, и стая крупных ворон спикировала на землю. Деловито расхаживая по пропаханным бороздам, птицы принялись клевать червей. Словно пинцетом, они с помощью клюва вытягивали их из земли, подкидывали вверх, и, запрокидывая голову, с трудом, заглатывали красные извивающие колбаски. Почти сразу после начала вороньей трапезы, подземная тварь замерла на месте, потом стала медленно разворачиваться. Туловище описало кольцо, вспучив почву почти у самых ботинок Кирилла. Бугорок, под которым воображение дорисовывало изготовившуюся к броску пасть, медленно пополз в сторону стаи.