Пилот на войне
Шрифт:
— А чего их вот так расходуют? — поинтересовался Питер, дитя хмурых Британских островов. — Ну вот так, целым отделением? А, Док?
— Это чтобы никто из расстрельной команды не знал, чья пуля принесла смерть, — ответил Скальпель, вдумчиво давя снег ботинками. — Десять человек, у половины холостые заряды.
— Зачем так сложно?
— Затем, друг мой, чтобы расстрельщики не рехнулись. Сейчас война, через их руки должна проходить чертова уйма приговоренных. Трусы, дезертиры, шпионы, пособники… смертных статей много, почитай литературу.
— Да ну, вот еще, читать…
— Это в обычное время. Делается так: заключенному говорят, что его переводят в другую камеру. Практика обычная, их часто переводят. В коридоре специально обученный человек достает пистолет… Бах — и всё. Пуля в затылок, просто гаснет свет. Самый гуманный способ казни, между прочим. Не успеваешь даже испугаться.
— Ого!
— Вот тебе и «ого»! Это русские придумали пятьсот лет назад.
Рядовой первого класса Окленд потрясенно замолчал, в очередной раз пораженный широтой кругозора военной медицины в лице доктора Фарагута.
Мимо медленно плыли здания, падал бесконечный снег. Три звезды, как три звезды на полковничьих погонах, силились пронзить слабыми лучами серое небо, а госпиталь был всё так же далеко.
Добрались.
Пехотный госпиталь располагался у выезда из района Интербригад. Этому участку города во время бомбардировки досталось на удивление мало. Ну а госпиталь клоны вообще не пытались обстреливать, верные законам войны. На крыше каждого корпуса сияли грандиозные красные кресты, чтобы, если вдруг возникнет желание, каждый комендор, оператор наведения или пилот знал: ты убиваешь медперсонал, который, быть может, станет лечить тебя, раненого.
Рядовой Окленд умчался по пеленгу регистратуры к своим штурмовикам, а Док и Просперо проведали мобилизованных студентов из Кирты. Одного бойца «Эрмандады», который схлопотал очередь в живот, поместили в отделение интенсивной терапии. Он был в состоянии управляемой комы, так что ему часов посещения не полагалось.
Студентов латали заботливые медкомбайны — ничего особенного. Хотя парочке светила демобилизация по ранению. Простреленная селезенка и уничтоженный разрывной пулей коленный сустав к шуткам не располагали.
— Не пойму, — сказал Просперо, когда с благородной миссией было покончено, и оба поджидали Питера в людном больничном холле, сидя на диванчике.
— Чего?
— Вас не пойму. Обоих. — Бывший эрмандадовец покосился на доктора. — Тебя и Салмана.
— Неудивительно, учитывая наш антагонистический статус-кво в недалеком вчера. — Фарагут поддернул штанину и заложил ногу за ногу.
— Да я не об этом. Это дело прошлое. Вы чего здесь надрываетесь? Жизнью рискуете? Уверен, что такая хитрая сволочь, как Салман, мог обеспечить себе надежное прикрытие в тылу. Что-то я не уверен, что вы так быстро… перековались.
Доктор рассмеялся.
— Просперо! Ты слишком сложно мыслишь!
— Поясни, — потребовал тот.
— Нечего пояснять. — Доктор отрезал изрядный кусок атмосферы взмахом руки. — Салман, как всякий художник, не может существовать вне своего искусства…
— Художник?
— Художник. Именно так. Салман — виртуоз войны, понимаешь? Он абсолютно гениальный убийца. Это его призвание. Он, конечно, временами напоминает гориллу в экспозиции музейного фарфора… Но на самом деле этот человек имеет три высших образования. Военных образования, естественно. Он в армии лет с семи, когда его отдали в кадеты. Ты думаешь, Салман у пиратов осел из-за криминальных наклонностей? Чушь! Просто там ему давали бесплатные патроны! Стараниями милейшего Гая Титанировая Шкура и его компании карьера джентльменов удачи оборвалась. Ну и что же? Зато очень вовремя подвалила война! Если бы не этот прискорбный факт, мой друг, я уверен, изыскал бы иных приключений на наши пятые точки. И вдруг — война! Настоящая, полноценная война! Салману сорок девять лет. Он ждал своей битвы сорок два долгих года. Он просто не может ее пропустить.
— А ты тут при чем?
— Я? — Доктор удивленно приподнял брови. — Я при том, что обязан Салману. Я его однажды спас, а значит, теперь до конца жизни за него в ответе. Потом он вытащил меня со Шварцвальда. Куда нам теперь деваться друг от друга? Кто-то должен приглядывать за этим центнером бешеной тушенки. По крайней мере до тех пор, пока он не найдет свой финальный кусок железа.
— Ненормальный, — констатировал Толедо и отвернулся, потирая красный след от маски на смуглом лице. — Псих.
— Я знаю. — Голова военной медицины согласно склонилась. — Но ты, боюсь, не представляешь, как сильно повреждена моя бедная психика.
Помолчали.
Вокруг было шумно и суетно — еще бы, крупнейший пехотный госпиталь на планете! После такого побоища! В регистратуре, не умолкая, стрекотали принтеры, кто-то с кем-то ругался, а в воздухе плыл закономерный больничный запах.
— Просперо, меня давно гложет одно большое любопытство. — Доктор, в свою очередь, пристал с расспросами. — Ты же из «Эрмандады», как-никак, большая шишка. Может быть, ты в курсе? Ну, в рамках бывшей служебной информации.
— Насчет чего?
— Кто такой Гай Титанировая Шкура? Его никто никогда не видел, а слухи ходят самые дикие. Мне небезынтересно, что это за персона.
— Именно так: никто и никогда. Я в том числе. Честно, не знаю. То есть знаю, что он босс клана «Алые Тигры». Больше ничего. Ни ориентировок, ни фотороботов, ни фотографий, ничего. А я достаточно высоко летал по службе, чтобы иметь доступ к любой информации. Вот Роберт Джи Кейн — его заместитель, он — да. Его черную физиономию я видел.
— Ну! Кейн! Удивил! Я с мистером Кейном знаком лично. — Доктор совершил плавное движение ладонью, вроде как прося «ах, оставьте». — Интересный, кстати, человек, этот негр. Жаль, что он непрерывно пытался меня убить — пообщаться не получилось. Значит, о Гае ничего?
— Ничего, — постановил Просперо, укрепив отрицание хлопком по колену. — Зато ты должен знать, где на самом деле Салмана так отделали? Как лечащий врач.
— У-у-у! — Доктор сложил губы трубочкой и прошелся пальцами по седеющей шевелюре. — Ты про шрам через брюхо?