Пилот
Шрифт:
– Уходит, гад! – завопил не в силах больше сдерживать напряжение Акинфеев.
Судя по всему, Васенька решил, что японцы имитируют проблемы с гравидвигателем, чтобы потом уйти на предельно малых высотах, петляя над самой землей по горным ущельям.
– Никуда он не денется! – стиснув зубы, буркнул Март, прилагавший все усилия, чтобы увернуться от отчаянно отстреливавшегося противника, пока артиллеристы под личным руководством Зимина пытались подавить его огонь.
Наконец, прямое попадание уничтожило кормовое орудие врага, и тот обреченно замолчал, ожидая решения своей
– Кажется, «Таникадзе»? – попытался разобрать надпись Акинфеев, но никто не обратил внимания на его слова, поскольку на многострадальном корабле окончательно сдох антиграв, и он, постепенно ускоряясь, устремился к земле, чтобы рухнуть на нее, подняв тучи пыли.
– Адмиральским ушам простукал рассвет, приказ исполнен, спасенных нет! – пришли на память Марту строки из «Баллады о гвоздях».
– Гвозди бы делать из этих людей… – подхватил было Васенька, но, взглянув на него, и думать забыл о поэзии Серебряного века.
– Колычев, что с тобой? – завопил он, глядя на побледневшее как снег лицо товарища.
– Все нормально, – вытер дрожащей рукой пот со лба младший пилот. – Я жив, а они – нет!
– Откуда ты знаешь?
– Ауры погасли.
– Не все, – покачал головой Зимин, бросивший тревожный взгляд на воспитанника, но, убедившись, что тот в порядке, продолжил командовать: – Абордажной группе приготовиться к выходу!
– Есть! – раздался из интеркома голос Вахрамеева.
– Командир, разрешите, я с ними? – подал голос Март.
– Отставить! – резко отказал тот, поморщившись, как будто услышал несусветную глупость.
– Я должен быть там! – тихо, но вместе с тем решительно добавил пилот.
– Ты себя в зеркале видел? – уже не так уверенно возразил опекун. – В гроб краше кладут!
– Вот заодно и проветрюсь!
– Черт! – выругался про себя кавторанг, хорошо знавший, что предчувствиям одаренных следует доверять.
Какое-то время беспокойство за воспитанника внутри него тщетно боролось с опытом, но в конце концов, проиграло.
– Акинфеев, бери управление на себя. Колычев включен в штурмовую группу. Старшина, как понял?
– Принято, командир.
Получив разрешение, Март как будто обрел второе дыхание и тут же сорвался с места, на бегу расстегивая китель, влетел в каюту, не обращая внимания на бледного как смерть Шмелева, принялся переодеваться. Бросив одежду на койку, натянул штормовку, затем ухватил меч и все так же бегом помчался по узким коридорам и трапам на грузовую палубу. Успел он в последнюю секунду, штурмовики уже открыли аппарель и начали спускаться по ней на землю, держа оружие на изготовку.
– Ну что, крестник, крути «сферу», давай мне наводку, – жестко усмехнувшись, на ходу бросил ему Игнат.
– Вперед! – тихо ответил он, снова погружаясь в мир тонких энергий.
Трудно сказать, что на самом деле заставило Колычева вызваться добровольцем. Опасения за крестного или интерес к японским летчикам, но интуиция настойчиво твердила ему, что он оказался в нужном месте в нужное время
Корпус корвета раскололся в задней трети, корма почти отвалилась, образовав широкий проем, так что в этот раз взрывать люки и переборки пока не требовалось. Внезапно впереди заискрило короткое замыкание, но нервы у всех были на пределе, и оказавшийся впереди Мишка, недолго думая, влупил туда очередью из «томпсона».
– Отставить стрельбу! – крикнул Март. – Здесь живых нет…
– А где есть? – хмыкнул Игнат, выразительно посмотрев на едва не спровоцировавшего беспорядочную стрельбу бойца.
– Дальше по коридору. Но они в отключке.
– Вот и ладушки! – кивнул старший передовой группы Горыня. К слову, Захар принял назначение Вахрамеева строго положительно, воевать под началом легенды ВВФ – повод для гордости!
– Вяжите уцелевших, капитан приказал брать живьем!
Последних, впрочем, было немного. Двое раненых артиллеристов, пребывавших на момент падения в бессознательном состоянии и, вероятно, поэтому ухитрившихся выжить. Едва живой второй пилот в левом кресле, а вот место командира оказалось пустым.
– Где он, падлюка? – с веселым удивлением воскликнул Вахрамеев. – Неужто ушел?
– Далеко не уйдет! – хмыкнул боцман, озираясь в поисках следов или возможного укрытия.
– Там, – с отрешенным видом показал Колычев, указывая на неприметную дверцу в технологический отсек.
Явно желающий отличиться Мишка тут же ринулся туда, но стоило ему заглянуть внутрь, прогремел выстрел.
– Ах ты ж, мать твою! – заблажил матрос, выскочив наружу и зажимая окровавленную голову.
– Не стрелять! – приказал Март. – Он мой…
– Не дури! – хмуро бросил ему дядька Игнат, но, наткнувшись на уверенный взгляд крестника, не стал спорить и только плюнул в сердцах.
– Выходи, самурай! – крикнул по-японски Мартемьян, обращаясь к невидимому врагу.
Ответом ему было презрительное молчание. Еще раз повторив вызов, Колычев попытался взглянуть в происходящее за переборкой сквозь «сферу» и, сообразив, что именно происходит, ломанулся внутрь. Остальные хотели было последовать за ним, но немного замешкались. А через минуту он и сам вернулся, таща одной рукой за шиворот тщедушного японца в офицерской форме, а в другой отобранный у недорезанного самоубийцы короткий вакидзаси. На темно-синем, почти черном мундире пленника особенно ярко выделялись голубые петлицы и нарукавная нашивка с широким золотым галуном и тремя серебряными цветками сакуры.
– Харакири хотел сделать, поганец! – первым сообразил, в чем дело, Вахрамеев.
– Да, – подтвердил его слова Март. – Только сил не хватило, даже чтобы толком прицелиться, где уж тут полноценно брюхо порезать!
– Тьфу! – сплюнул в сердцах Горыня. – До чего же япошки народ кровожадный!
– Он мне голову прострелил, ирод! – простонал Мишка, которому товарищи пытались оказать первую помощь.
– Дай-ка гляну, – отпихнул их дядька Игнат и внимательно осмотрел рану бойца, после чего вынес авторитетный вердикт: – Что орешь, дурень! Пуля по касательной прошла. Сейчас отведем тебя к доктору, он и подлатает…