Пилсудский
Шрифт:
Трибуну IV съезда легионеров в Варшаве в 1925 году маршал использовал для начала кампании против Сикорского, который также был не прочь стать центром притяжения для легионеров. Для своего выступления Пилсудский использовал сюжет сказки о Золушке. Золушкой в его интерпретации был легион, а злыми мачехой и сестрами – Австро-Венгрия и военный департамент Главного национального комитета, возглавлявшийся Сикорским. Но самая большая неожиданность ждала слушателей в конце его выступления, когда он обвинил историческое бюро Генерального штаба в сознательной фальсификации и уничтожении документов. К тому же спустя три дня после съезда он опубликовал свое февральское 1924 года письмо Сикорскому по поводу его проекта закона о высших военных властях.
Скандал стал предметом обсуждения в прессе и в обществе, была создана специальная комиссия историков для изучения состояния дел в архиве Генерального штаба. Обвинения
Возмутитель спокойствия
Первый маршал ждал подходящего момента, чтобы от мелких уколов перейти к решительному наступлению.
Правительство Грабского, добившись в 1924 году ряда успехов в финансовой и экономической областях, в 1925-м столкнулось с рядом новых вызовов, преодолеть которые было не так просто. Неблагоприятные погодные условия 1924 года стали причиной неурожая, что для Польши, где большая часть ВВП создавалась в сельском хозяйстве, означало серьезные экономические трудности. Высокий курс злотого привел к существенному превышению импорта над экспортом, нехватка оборотных средств и жесткая фискальная политика снижали деловую активность и были причиной большого числа банкротств, вновь стала расти безработица. В 1925 году кончилось действие конвенции, разрешавшей беспошлинный ввоз в Германию угля и промышленной продукции из польской части Верхней Силезии, и Берлин тут же ввел на них эмбарго. В ответ Польша ввела ограничения на импорт ряда товаров из Германии, на что последовал симметричный ответ Веймарской республики. Потери Польши от этих мер составили около четверти стоимости ее экспорта. Так началась многолетняя польско-германская таможенная война.
Неблагоприятные для Польши тенденции наметились и в международных отношениях. Франция неумолимо теряла свою позицию самой сильной европейской державы и вынуждена была искать пути к нормализации отношений с Германией, в том числе и за счет ослабления своих связей с восточноевропейскими союзниками, включая и Польшу. На континенте росла роль Великобритании, нерасположенной поддерживать польские великодержавные амбиции. В октябре в Локарно Лондон, Париж и Берлин подкорректировали Версальскую систему, уравняв Германию в правах с державами-победительницами. Локарнские соглашения существенно понижали значение Польши в международных отношениях в пользу Германии и даже Советского Союза. Часть алармистски настроенной мировой и польской прессы, явно преувеличивая ожидающие Польшу негативные последствия, преподнесла Локарно чуть ли не как преддверие войны. В Польше воцарилась крайне тревожная атмосфера.
Тревоги добавило также подписание в апреле 1926 года советско-германского политического договора, расцененного в Польше как углубление линии Рапалло. Проблема безопасности Польши стала предметом широкого обсуждения, вновь актуализировала вопрос, в какой степени ее армия готова ее решать. В этой атмосфере предшествующие заявления Пилсудского о неблагополучном положении в вооруженных силах приобретали особенно тревожное звучание. Не случайно Пилсудский в одном из интервью осенью 1930 года в числе причин, толкнувших его на переворот в мае 1926 года, назвал появление реальной угрозы того, что, пользуясь ситуацией, аналогичной временам упадка Польши в XVIII веке, соседи попытаются посягнуть на независимость страны.
Несмотря на все переживаемые Польшей трудности, сейм в силу разных обстоятельств не желал отставки правительства Грабского. Но все же 13 ноября 1925 года оно пало, поскольку Польский банк отказал премьеру в валютной интервенции для поддержания курса злотого.
На следующий день, 14 ноября, Пилсудский прибыл в Бельведер и вручил президенту Войцеховскому декларацию, в которой предостерег от игнорирования моральных интересов армии при формировании нового кабинета и возможного назначения военным министром Шептицкого или Сикорского. Более того, он потребовал, чтобы глава государства подтвердил своей подписью на копии декларации факт ее получения. Этим шагом маршал открыто продемонстрировал, что ставит себя выше всех конституционных органов власти в Польше и оставляет за собой последнее
Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Войцеховский, пойдя на поводу у своего старого товарища. Конечно же не памятью о совместном издании «Роботника» или встречах в эмиграции и не боязнью гнева маршала. Скорее всего, президент хорошо ориентировался в том, что немалая часть офицерского корпуса готова беспрекословно выполнять приказы своего вождя, даже если он не занимает в армии никаких постов.
В пользу такого предположения свидетельствует получившая широкий отклик в армии и обществе демонстрация офицеров варшавского гарнизона у виллы маршала в Сулеювеке, состоявшаяся на следующий день, в воскресенье. В качестве предлога была выбрана седьмая годовщина возвращения Пилсудского из Магдебурга. Повод выглядел несколько странно, если учесть, что Пилсудский прибыл в Варшаву 10-го, а не 15 ноября, да и дата не была круглой. В демонстрации участвовали по разным данным от четырехсот до двух тысяч человек, в том числе значительная группа генералов. От их имени к Пилсудскому обратился генерал Орлич-Дрешер, легионер, кавалерист, участник польско-советской войны, особо прославившийся во время Гродненской операции осени 1920 года. Он коротко, по-военному поприветствовал своего вождя и закончил свою речь многозначительными словами: «Обращаясь к тебе сегодня, мы имеем те же боли и тревоги, которые вместе с нищетой заглядывают в дом. Хотим, чтобы ты верил, что наше горячее желание состоит в том, чтобы ты не остался в стороне от этого кризиса, делая сиротами не только нас, твоих верных солдат, но и Польшу, это не обычные комплименты по случаю торжества, но что мы несем тебе кроме наших благодарных сердец и надежные, отточенные в победах сабли» [203] .
203
Piisudski J Pisma zbiorowe... T. VIII. S. 248.
Ответ виновника торжества оказался на удивление мирным; он как бы не понял скрытого смысла обращенной к нему речи, чем поразил и почитателей, и противников, уверенных, что Пилсудский со дня на день совершит переворот. Он снова говорил о морали: восстановление Польши не сопровождалось духовным возрождением общества, безуспешными оказались его попытки изменить положение, показывая полякам не только светлые, но и темные стороны действительности. Поэтому он пришел к выводу о необходимости борьбы со «злоупотреблением свободой» во имя защиты чести польской армии.
Сикорский, исполнявший обязанности военного министра до назначения нового кабинета, применил в отношении активных участников демонстрации, в том числе и Орлича-Дрешера, дисциплинарные меры, отправив их служить в провинцию. Но это не остановило адептов маршала. 19 ноября в Вильно, где была размещена 1-я пехотная легионерская дивизия, состоялось торжественное собрание по случаю седьмой годовщины возрождения независимой Польши. Присутствовавшие на нем офицеры направили Пилсудскому приветственную телеграмму следующего содержания: «Высокочтимый Маршал и дорогой Комендант! Мы, собравшиеся на торжественное заседание по случаю 7-й годовщины воскресения Польши, шлем Тебе, великий поборник чести службы, заверения в глубоком уважении и безграничной преданности, клянемся неустанно бороться под Твоим руководством за великую, благородную и жертвенную Польскую Душу» [204] . И на этот раз были в дисциплинарном порядке наказаны командиры дивизии и двух ее полков.
204
Пит. по: Garlicki A. Jozef Piisudski... S. 305.
Были и другие случаи открытого выражения «аполитичной» частью офицерского корпуса преданности человеку, создавшему армию и приведшему ее к победам, но из-за происков политиков оказавшемуся не у дел. Все эти публичные демонстрации в условиях правительственного кризиса должны были показать властям и обществу готовность пилсудчиков исполнить любой приказ любимого маршала и коменданта, даже если это будет приказ совершить государственный переворот. Есть весьма достоверное свидетельство одного из пилсудчиков, что речь Орлича-Дрешера была написана не им самим, а в соавторстве с Пилсудским.