Пилсудский
Шрифт:
О том, что Пилсудскому была вовсе не чужда мысль о смерти, говорит и его выступление на виленском съезде легионеров в 1928 году. В нем он, предвосхищая свое завещание, попросил похоронить его сердце в Вильно, на Росах, где спят вечным сном легионеры, погибшие ради того, чтобы сделать ему в 1919 году пасхальный подарок.
Несмотря на всю нелюбовь к лечению, Пилсудский все же осознавал, что состояние его здоровья перестало быть его личным делом, что он так и не подготовил своего коллективного преемника. Как известно, характерной чертой всякой диктатуры является отсутствие рядом с вождем сколько-нибудь по-настоящему сильных индивидуальностей. И Пилсудский в этом отношении исключением не был. В сложившейся вокруг него со времен мировой войны команде креативные личности отсутствовали полностью – были только послушные исполнители. По рекомендации врачей он решил уйти в длительный отпуск и провести
Согласно конституции 1921 года правом внесения изменений в Основной закон был наделен лишь сейм второго созыва. Последующие сеймы могли принимать только новые конституции. И Беспартийный блок, и многие другие партии в своих предвыборных программах требовали ревизии конституции, естественно, в разном ключе. Поэтому этот вопрос не мог не стать предметом обсуждения в сейме, а тем самым и объектом политических баталий. Видимо, в тот момент у Пилсудского не было четкого представления не только о процедуре изменения, но и ее необходимости. Поэтому он то говорил, что это нужно обязательно сделать, то рекомендовал Славеку не торопиться с конкретным проектом.
31 октября 1928 года на первом заседании осенней сессии сейма фракция Беспартийного блока предложила приступить к работе по внесению изменений в конституцию. Готового проекта поправок она на тот момент еще не имела, хотя Пилсудский не раз на эту тему высказывался и определенные ориентиры наметил. В ответ три левые партии – ППС и две крестьянские – создали Согласительную комиссию для защиты республики и демократии. Соглашение о единстве действий распространялось только на вопросы укрепления и защиты республиканского строя, демократии, парламентаризма и политических свобод. Во всех других вопросах партии-подписанты сохраняли полную самостоятельность действий. Как бы критически ни оценивать ограниченность платформы совместных действий, это было важное событие в польской политической жизни – в сейме наметилась консолидация оппозиции.
Проект конституционных изменений был внесен Беспартийным блоком на рассмотрение сейма в феврале 1929 года. К его подготовке не привлекались ни члены фракции (они познакомились с ним за час до начала заседания), ни премьер Бартель, имевший собственное видение того, как должна выглядеть конституция, особенно в области прав главы кабинета. В проекте в полной мере проявились намерения режима в конституционной области. Они сводились к отказу от принципа равенства трех ветвей власти. Верховным представителем власти становился президент, который избирался бы всеобщим голосованием из двух кандидатов (один предлагался действующим президентом, второй – национальным собранием). Главе государства планировалось предоставить значительные полномочия в области внешней и внутренней политики, право решать все вопросы формирования, функционирования и отставки кабинета. Существенно ограничивались контрольные функции сейма в отношении исполнительной власти, предусматривались меры по ускорению процесса принятия законов и постановлений. Все это, по замыслу авторов проекта конституции, должно было повысить эффективность работы высших органов государственной власти.
Проект Беспартийного блока был встречен в штыки всеми оппозиционными фракциями сейма, что делало проблематичным его принятие. Но руководители проправительственного крыла были настроены достаточно оптимистично, надеясь договориться с левыми. Иного мнения был Пилсудский. На одном из совещаний со своими приближенными он высказал убеждение, что проект встретится с серьезными трудностями в сейме. Более того, из его уст в адрес Славека неожиданно прозвучал упрек, что ББ запоздал с внесением проекта в сейм [240] .
240
Славек после совещания пожаловался Свитальскому, что в затяжке виноват не он, а Пилсудский, который сам «закопался» с одобрением общей концепции изменений. Но таков был стиль работы Пилсудского, привыкшего все свои промахи списывать на окружающих, в том числе и на самых близких и преданных соратников, которых он сам приучил действовать с постоянной оглядкой на него. Для понимания сущности созданной Пилсудским модели управления полезны следующие наблюдения Гарлицкого: «Пилсудский даже ближайшим и наиболее доверенным соратникам не привык раскрывать свои планы. Это всегда таило угрозу, что предпринятые ими шаги будут дезавуированы.
Не лучшая судьба ожидала проект поправок к конституции Согласительной комиссии для защиты республики и демократии, который предусматривал увеличение полномочий сейма. Правые и центристские партии не устраивали содержавшиеся в нем предложения ликвидировать сенат, отделить церковь от государства, признать за компактно проживающими национальными меньшинствами право на территориальную автономию. В 1930 году правые выступят с собственными проектами ревизии конституции. Проект левых показал неготовность оппозиционных партий к взаимодействию в вопросах, в равной мере касающихся интересов каждой из них. Но он точно так же серьезно мешал сближению левых с Беспартийным блоком.
Но все же в центре конфликта между режимом и сеймовой оппозицией оказались не конституционные разногласия, а вопросы более приземленные, но прямо затрагивавшие Пилсудского. В ноябре 1928 года правые озвучили проблему превышения правительством без соответствующего решения сейма расходов государственного бюджета почти на 560 миллионов злотых, из которых 8 миллионов по личному распоряжению премьера были потрачены на избирательную кампанию Беспартийного блока. Так появилось дело министра финансов Габриэля Чеховича, еще одного известного польского франкмасона. Следует сказать, что аналогичное превышение бюджетных расходов случалось и ранее, но каждый раз с разрешения сейма. Поэтому парламентарии расценили последний случай как вызов парламенту и игнорирование законных прав.
В феврале 1929 года, по мнению Пилсудского, в отместку за это бюджетная комиссия сейма урезала на 2 миллиона злотых запланированный в проекте государственного бюджета резервный фонд министерства военных дел. Это был ощутимый удар, так как из средств фонда финансировались, в частности, военные атташаты, а также военная разведка и контрразведка.
Одновременно в сейм было внесено предложение привлечь Чеховича к ответственности перед государственным трибуналом. Спустя месяц сейм принял это предложение. Пилсудский взял Чеховича под свою защиту, заявив, что это он принимал решение о превышении бюджета. Скандал получился громким, оппозиция сумела в какой-то степени взять реванш за бесконечные упреки в ее адрес в злоупотреблениях и необоснованной растрате государственных средств в домайский период, показала обществу, что все утверждения санации о том, что она пришла к власти ради морального возрождения общества, не больше чем демагогия. Правда, дело Чеховича, при всем его резонансе и усилиях оппозиции, надеявшейся с его помощью опрокинуть режим, каких-либо серьезных последствий не имело.
То же самое можно сказать и о так называемом деле Медзиньского, который в бытность свою министром почт и телеграфа растратил на личные нужды государственные средства. Затем возникла афера, связанная с поездкой премьера Свитальского в отпуск в Италию на служебном автомобиле. Как обычно бывает в таких случаях, большинство общества с интересом обсуждало коррупционные скандалы. Но какихто радикальных перемен в верхних эшелонах власти не желало, будучи не без оснований убеждено, что лучше оставить у государственной кормушки прежних сановников, уже наполнивших свои кубышки, чем допускать к ней новых, не вкусивших прелестей жизни наверху, которые тут же начнут воровать пуще прежнего.
Дело Чеховича прямо затрагивало лично Пилсудского, в 1927 – 1928 годах возглавлявшего правительство, что, естественно, вызывало его неудовольствие. И не из-за боязни ответственности (он знал, что его к суду никто привлечь не решится), а из-за нежелания выступать в качестве свидетеля перед органом, который он считал рудиментом эпохи «сеймократии». В начале апреля 1929 года диктатор объявил заменявшему Бартеля на время его болезни Славой-Складковскому, что в Польше три источника власти – президент, он сам и Бартель. И министрам нечего ходить в сейм, с которым он начинает такую же борьбу, как и с сеймом маршала Ратая.