Пилсудский
Шрифт:
Пилсудский привлек в свое правительство двух представителей так называемых виленских консерваторов, представлявших интересы крупных землевладельцев восточных областей Польши. Особенно скандальным представлялось назначение министром юстиции Александра Мейштовича. Он активно участвовал в торжественном открытии в 1904 году в Вильно памятника Екатерине II, что в польском обществе оценивалось как глубоко непатриотический шаг: все прекрасно помнили, что именно эта просвещенная государыня приложила руку ко всем трем разделам Первой Речи Посполитой. Но это не остановило Пилсудского. Он стремился максимально расширить социальную базу режима, без чего нельзя было надеяться на успех на парламентских выборах, и казус Мейштовича был для него принципиально важным. Маршал открыто сигнализировал имущим классам Польши, в период неволи активно сотрудничавшим с иноземными поработителями, что его это нисколько не волнует и он готов с ними конструктивно
Этой же цели служило посещение Пилсудским 25 октября 1926 года Несвижского замка в Белоруссии, знаменитого родового гнезда князей Радзивиллов. Официальным поводом было возложение золотого креста ордена «Виртути Милитари» на саркофаг бывшего одно время адъютантом Пилсудского ротмистра князя Станислава Радзивилла. Он погиб во время киевского похода 27 апреля 1920 года в боях за город Малин на Волыни.
Но не забывал диктатор и о левом электорате. Этому должно было служить включение в состав правительства социалиста Морачевского и деятеля одной из левых крестьянских партий Медзиньского. Правда, ради этого им пришлось оставить свои партийные билеты. Их присутствие в правительстве делало его политическое лицо менее выразительным, что является важным приемом политических технологий.
Уже возглавив правительство, Пилсудский не упускал случая дискредитировать, унизить, оскорбить нелюбимый им парламент, не выходя при этом за рамки конституции. С этой целью использовались самые неожиданные поводы. Так, ссылаясь на то, что конституция определяет крайние сроки созыва сессий парламента, но ничего не говорит о том, когда должны начинаться его заседания, Пилсудский, пользуясь наивностью маршала сейма Ратая и его заместителей, не понявших смысла задуманной им тонкой интриги, узаконил практику произвольного определения правительством даты первого заседания сейма. Исполнительный орган власти, получивший в соответствии с августовской новеллой право предлагать президенту дату закрытия сессии, теперь обеспечил себе возможность определять срок начала работы законодательного органа. В результате сессия сейма была созвана 31 октября 1926 года, за полчаса до истечения крайнего срока, предусмотренного конституцией. Но парламент приступил к работе лишь 13 ноября.
Одновременно возникло так называемое дело «стоять или сидеть». Диктатор настаивал, чтобы распоряжение президента о начале работы очередной сессии сейма депутаты заслушали стоя. Сейм воспротивился этому, как выразился Ратай, «византинизму», но Пилсудский не отступил от своего намерения. Открытие состоялось в одном из залов Королевского замка, из которого... были вынесены все стулья. Большинство депутатов в итоге бойкотировали церемонию.
Параллельно стабилизации началось наступление на свободу слова. 4 ноября 1926 года было опубликовано распоряжение президента о прессе, автором которого был Мейштович. Декрет предусматривал штраф от 100 до 10 тысяч злотых или тюремное заключение от десяти дней до трех месяцев за распространение «ложных» или «искаженных» сведений, могущих нанести ущерб интересам государства или возбудить общественное беспокойство, а также обязанность раскрывать фамилии авторов анонимных статей или пользующихся псевдонимами. Наказанию подлежали автор, ответственный редактор и руководитель соответствующего отдела. Вводилась также солидарная имущественная ответственность издателя и владельца газеты, руководителя, владельца или арендатора типографии. Поскольку подлежащие наказанию действия были определены в самом общем виде, у правительства появлялись практически неограниченные возможности преследования оппозиционной печати [236] . В декабре 1926 года сейм отклонил декрет о прессе, но в мае следующего года президент вновь ввел в действие практически идентичное распоряжение, лишь несколько ограничив максимальный размер штрафа.
236
С этого времени в Польше была введена предварительная цензура. Цензоры безжалостно вычеркивали из представляемых на их утверждение макетов газет слова, фразы, абзацы и целые статьи. На следующий день читатели брали в руки свои любимые печатные органы и вместо критиковавших режим публикаций видели белые пятна. Редакторы вычеркнутые материалы другими не заменяли, чтобы не нарушать технологический процесс выпуска газеты.
Важным шагом в процессе подготовки режима к выборам стал запрет оппозиционных правительству Белорусской крестьянско-рабочей громады и Независимой крестьянской партии. Обе эти организации относились к революционному лагерю и находились под сильным политическим и идеологическим влиянием нелегальной Коммунистической
Правительство решило устранить этих противников с политической сцены чисто административными методами. В середине января 1927 года с нарушением конституционного положения о неприкосновенности парламентариев были арестованы пять депутатов от этих организаций, произведены обыски в офисах Общества белорусской школы, закрыт Белорусский кооперативный банк. В общей сложности арестовали около 800 человек. Но на этом гонения на революционные организации не прекратились. После неудачной попытки властей дискредитировать одного из лидеров Независимой крестьянской партии 21 марта она была запрещена. Спустя шесть дней была запрещена и Громада. Характерно, что неоценимую помощь властям в придании видимости законности арестам депутатов оказал маршал сейма Ратай. Это послужило Пилсудскому еще одним доказательством того, что сейм не готов решительно ему противодействовать.
Словно забавляясь, Пилсудский то усиливал, то ослаблял давление на парламент. После печально для сейма завершившегося конфликта по вопросу о созыве и открытии сессии в отношениях режима и законодательного органа наступило определенное затишье (если не считать арестов депутатов из революционных фракций). Однако диктатор не собирался предоставлять законодателям длительную передышку, предпочитая держать их в постоянном напряжении. 11 февраля Бартель выступил в сейме с необычной для него жесткой речью. Он в завуалированной форме дал понять партиям, что они могут быть запрещены, а вместо них появятся политические организации, менее склонные к «партийной эксклюзивности».
Тремя днями позже, когда в сейме проходило голосование по бюджету, в зал заседания неожиданно для всех вошел Пилсудский в сопровождении военных и гражданских лиц. В руках он держал свернутый в рулон лист бумаги, перевязанный яркой ленточкой. Посидев в зале некоторое время, он точно так же, молча, покинул здание парламента. Судя по всему, диктатор таким образом давал понять, что у него в руках декрет президента о досрочном роспуске парламента и что он даст ему ход, если депутаты забаллотируют проект бюджета. Самое смешное заключалось даже не в том, что такого декрета у него не было, а в том, что к моменту его появления в сейме депутаты уже проголосовали положительно по интересовавшему его вопросу. Тем не менее инцидент получил широкую огласку и частью общества был воспринят как свидетельство того, что депутаты сейма руководствуются не государственными интересами, а эгоистическим желанием не потерять свое теплое местечко.
Несмотря на то, что зимняя сессия парламента была сокращена на две недели, бюджет был принят в срок, и 25 марта сейм был отправлен на каникулы. Но Пилсудский пообещал Ратаю созвать 20 июня чрезвычайную сессию для продолжения рассмотрения уже начатых вопросов, в том числе предложения о возвращении сейму права самороспуска, законов о собраниях и самоуправлении. В мае к этому добавился новый президентский декрет о прессе. Но прежде чем сейм сумел определить свое отношение к декрету, 13 июля президент закрыл сессию, что было открытым вызовом режима парламенту.
В конце августа было собрано необходимое число подписей депутатов под требованием созыва второй чрезвычайной сессии сейма. Президент постановил собрать ее 13 сентября, но заседать депутатам позволили лишь с 18 сентября. Приобретшие уже некоторый опыт отношений с правительством депутаты в тот же день отменили действие декрета о прессе [237] . А на следующий день Бартель перед принятием сеймом повестки дня огласил распоряжение президента о переносе заседаний парламента на 30 дней. За день до истечения этого срока президент распорядился закрыть сессию. Спустя два дня президент в полном соответствии с конституцией назначил очередную сессию на 31 октября. В день ее открытия она была отложена до 28 ноября, и сейм первого созыва больше уже не собирался, поскольку в связи с истечением срока полномочий парламента президент распустил обе палаты...
237
Это решение не вступило в силу, поскольку правительство отказалось опубликовать его в «Дзеннике устав» под тем предлогом, что его не рассмотрел сенат. Несомненно, это было сделано и для того, чтобы не позволить оппозиции на полную мощь использовать прессу в будущей избирательной кампании в парламент.