Пингвины над Ямайкой
Шрифт:
– …Незачет, – сказал Оскэ, поднося ей зажигалку.
– Это почему незачет?
– Потому, крошка Ру, что во-первых, Эсао получил свое задание не от INDEMI, а от разведслужбы Соц-Тимора. Что-нибудь типа поиска контактов с представителями прогрессивных рабочих движений. По глазам товарища Эсао вижу, что не ошибся.
– Это детали, – возразила Флер, – Ясно, что их разведка решает параллельные задачи.
– …А, во-вторых, – продолжал Оскэ, – где это видано, чтобы правительство какой-то страны само приглашало к себе шпионскую сеть потенциального
– Эх, Ежик, – весело ответила она, и выпустила изо рта колечко дыма, – ты не жил семнадцать лет с моей мамой.
Компания под навесом отреагировала жизнерадостным ржанием.
– …Так вот, – продолжала Флер, – мы тут говорили про конкуренцию оффи-кланов. Существует такой прием: использование сети иностранных агентов виляния против внутренних политических конкурентов. Против другого клана оффи. Обычное дело. Сейчас французские оффи-прогрессисты хотят спихнуть оффи-консерваторов. Они устраивают фестиваль, и тащат во Францию наших агентов влияния, чтобы ослабить конкурентов. Это ослабление всех оффи, но оффи-консерваторам достанется гораздо больше неприятностей, чем оффи-прогрессистам.
– Странно, – сказал Гаучо, – Допустим, оффи-прогрессисты таким способом сожрали консерваторов. А что дальше? Агентура влияния, это как дрожжи. Если бросил их в бродильню, то обратно хрен вытащишь.
– Дальше есть два варианта, – ответила Флер, – первый называется «после нас – хоть потоп». В смысле, пускай у следующего поколения оффи об этом болит голова. Есть второй вариант: вскипятить бродильню. Сдохнут и дрожжи, и вообще все живое. В практике римской церкви так уже делалось раза три. Как бы, стандартный метод.
– Как вскипятить? – переспросила Упу
Флер отправила в полет очередное дымовое колечко..
– Это элементарно. Зачистить всех, кто мыслит. Если в стране нет мыслящих, то, по определению, нет и инакомыслящих. В Иране так сделали в конце Первой Холодной Войны, и до сих пор население на 99 процентов безмозглое и абсолютно лояльное.
– Так то Иран, исламисты, – возразила папуаска, – А то Франция, западноевропейцы.
– При Гитлере они так уже делала, – сказала Флер, – Кстати, Гитлер был католиком, собирался стать аббатом. И папа Пий XII поддерживал Гитлера. Такие дела…
…
По здешнему папуасскому деревенскому обычаю, к полуночи публика не только разошлась по своим fare, но и успела заснуть, чтобы проснуться с первыми лучами солнца. Mai-fare (гостевой дом) оказывался единственным исключением: на обеих террасах второго яруса, нависающими над морем, горел свет, а с террасы комнаты, занимаемой Флер и Оскэ, раздавалась скороговорка на два голоса, не менее, чем на четверть состоящая из грубой ругани на нескольких языках.
Эсао и Стэли некоторое время рассуждали о том, прилично ли будет вторгаться к меганезийской парочке (а, вдруг, там маленький семейный скандал?). Примерно получасовое прислушивание, однако, убедило тиморцев в том, что разговор на повышенных тонах является чем-то техническим, а не интимным. Соответственно,
– Заходите! – крикнула Флер, слегка охрипшим голосом.
– Сейчас мы поставим над вами антигуманный эксперимент, – добавил Оскэ, когда тиморцы зашли в комнату.
– Ежик это нечестно! – взвизгнула Флер, – Ты заранее пугаешь людей, и они сразу настраиваются на негатив.
– ОК. – он кивнул, – Ребята, что антигуманный – это шутка. Настройтесь на позитив.
– А что за эксперимент? – осторожно спросила Стэли.
– Типа, оценка независимого юзера, – сказала Флер и развернула в их сторону экран ноутбука, рядом с которым она лежала на циновке.
Стэли сосредоточенно наморщила лоб.
– Это какая-то геометрическая головоломка, верно?
– …Или это оригами из треугольников? – высказал предположение Эсао.
– Ну, ваще! – возмутилась Флер, – это быстровозводимый сборный домик. Типа, для здешнего губко-бальсового бизнеса. Легкий. Транспортабельный. Всего полсотни треугольных плоских элементов плюс алюминиевые трубки, из которых каркас. И получается целая куча возможных конфигураций. Это – одна. Сейчас покажу еще…
Меганезийка ткнула пальцем в сенсорный экран и архитектурные 3D-эскизы начали меняться с периодичностью раз в несколько секунд.
– А… – протянул Эсао, – …Гм… Зачем столько этих конфигураций?
– Как зачем? – удивилась она, – Люди не любят жить в одинаковых домах! Каждому хочется что-то индивидуальное, под вкус и характер. И вот, пожалуйста! Ну, как?
– Ну… Здорово, – произнесла Стэли, – Красиво. Как ты успела столько нарисовать?
– А, ерунда, – Флер махнула рукой, – Рисовала прога, по простому комбинаторному алгоритму. Вы, главное, скажите: нравится, или нет?
– Нравится! – уверенно объявила тиморка.
– Ага! Вот! Ежик, ты понял? Людям нравится!
– Это им на экране нравится, – ответил он, – А по жизни, люди привыкли собирать из квадратных панелей. С треугольниками они загребутся соображать, что там куда…
– Ты антигуманный, предубежденный пессимист! – перебила она.
– Да я просто реалист! Людям лень думать. Надо, чтобы хлоп-хлоп, и готово…
– Лень, но не настолько же! И вообще, есть роботы для сборки. И есть Хаген!
– Ты думаешь, Хаген станет с этим париться? – с сомнением, спросил Оскэ.
– Станет, если я попрошу Люси, а Люси попросит его…
– Ну, тогда, конечно. Если ты всех загрузишь, то людям будет проще начать жить в домиках из треугольников, чем объяснять тебе, почем они не хотят этого делать.
– Ты издеваешься! Вот сейчас как ущипну!
Оскэ вскочил, поднял руки, приложил ладони к стене и расставил ноги.
– Ой, не бейте, сеньор офицер!! Я сдаюсь! Я больше всего на свете мечтаю жить в треугольном домике! Честное-честное слово!