Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942)
Шрифт:
Но уговоры <Бурцева> не действовали. Отчеканивая каждое слово, побледневший и взволнованный Савинков продолжал стоять на своем:
– Моя поездка в Россию решена. Оставаться за границей я не могу. Я должен ехать. Я не могу не ехать!
Бурцев развел руками и смолк, понимая тщету своих уговоров. Выпрямившись и приняв боевую позу, Савинков продолжал:
– Я еду в Россию, чтобы в борьбе с большевиками умереть. Знаю, что в случае ареста меня ждет расстрел. – И с гневом и с презрением в голосе он воскликнул: – Я покажу сидящим здесь, за границей,
Чернову, Лебедеву, Зензинову и прочим, как надо умирать за Россию! Во времена царизма они проповедовали террор. А теперь не то что террор, но даже вообще отреклись от революционной борьбы с большевиками. Своим судом и своей смертью я
План Рутенберга ничем не уступал патетическому безумию Савинкова: для него он предлагал, вспомнив давние времена, использовать «засидевшихся за границей» эсеров.
Как и следовало ожидать, англичане этот план отвергли (Shaltiel 1990, И: 580). Но нас в данном случае интересует не столько естественная и ожидаемая реакция на него британского Foreign Office, сколько сама отчаянно-невыполнимая идея, пришедшая в голову человеку, как будто бы оставившему политику и замкнувшемуся в своих технических делах по обводнению и электрификации Палестины.
Поведение Рутенберга в этом эпизоде напоминает то, как реагировал на российские события 30-х гг. другой бывший член эсеровской партии, бывший министр юстиции в первом составе коалиционного советского правительства И. Штейнберг. После бегства из нацистской Германии, куда он эмигрировал в 1923 г. из России, И. Штейнберг отправился в Южную Африку, где, как он полагал, можно было подготовить земли для массовой эмиграции евреев. Все его жизненные планы и интересы сосредоточились на воплощении этой идеи. Тем не менее европейские события, и в первую очередь то, что происходило в это время в Советском Союзе, сохраняли для него живую и непосредственную актуальность и временами вытесняли местные заботы и проблемы. Об этом, в частности, свидетельствует его письмо брату, А. Штейнбергу, в Лондон от 16 августа 1936 г., которое он пишет из глухого и экзотического места – городка Mate King по дороге из Иоганнесбурга в Родезию («…как можно сосредоточиться на тутошнем, когда вот сейчас я купил "Sunday Times” и все полно утешительными вестями из Европы»):
<…> Зиновьев + 15 ком<мунистов> преданы суду за «терроризм» с участием Троцкого! Очевидно, поймали каких-то троцкистов, кот<орые> – как на процессе Абрамовича-Суханова – покажут, что надо. Недурное начало для новой сов<етской> конституции <…> 17
Возвращаясь от И. Штейнберга к рутенберговско-локкартов-ской секретной встрече, отметим, что Вишняк, конечно, не мог знать о планах бывшего товарища по партии, хотя его фамилия и звучала среди наиболее подходящих, на взгляд Рутенберга, антибольшевистских диверсантов. Оказавшийся в силу трудностей эмигрантского существования перед сложным выбором страны обитания, он в 1935 г. решил поселиться в Палестине. За полтора года до этого, в январе 1934 г., письмом из Парижа Вишняк просил Рутенберга за своего родственника ( RA):
Дорогой Петр Моисеевич!
Подателя сего, моего родного кузена – Моисея Исаковича ЭСТРИНА всячески Вам рекомендую не столько в качестве своего родственника, сколько как очень милого, способного, энергичного и добросовестного молодого человека.
По профессии он инженер-архитектор германской выучки, и, судя по тому, что я слышал, и по выданным ему рекомендациям, – незаурядный. Если Вы возьмете его к себе на работу или пристроите на другом месте, Вам не придется, думаю, сожалеть.
Во всяком случае буду Вам очень признателен за посильное в этом направлении содействие.
В том же письме, между прочим, он спрашивал Рутенберга:
Слышал я, будто Вы имеете отношение к какому-то издательству на еврейском языке. Если это факт, а не легенда, – может быть позволительно поставить вопрос об издании на еврейском языке моего «Ленина», вышедшего год тому назад на французском языке и имевшего очень хорошую и большую прессу?
Речь шла о книге Вишняка «Lenin», вышедшей в 1932 г. и высоко оцененной как французской, так и русско-эмигрантской критикой. В частности, В. Ходасевич писал в «Современных записках» (1933. № 52. С. 468):
Те количественно скудные и качественно
Обращался ли Рутенберг в какое-либо еврейское издательство для перевода и издания книги Вишняка, мы сказать не беремся, однако известно, что в Эрец-Исраэль она не выходила.
К намерению Вишняка переехать в Палестину, поселиться там и полностью превратиться в еврейского публициста Рутенберг отнесся вполне сочувственно.
Он предназначал меня в редакцию газеты «Давар», – писал Вишняк впоследствии в своих мемуарах, – либо для работы по исследованию роли русских евреев в истории революции и социализма в России. Я должен был для этого освоить иврит полностью как живой язык, а не так, как я его запомнил по детскому изучению Библии и молитвам. За визой Рутенберг посоветовал мне съездить на открывающийся в 1935 году очередной 19-й съезд сионистов в Люцерне (Вишняк 1970:108).
На 19-й сионистский конгресс, проходивший с 20 августа по 4 сентября 1935 г., Вишняк поехал как корреспондент «Последних новостей». Там, по его словам, он
был хорошо принят сионистами, в частности, редактором «Давара», талантливым и привлекательным Берл Кацнельсоном 8; присутствовал на заседании фракции «Мапай», слышал Бен-Гуриона, Шарета, Шазара и других прославленных ораторов и лидеров, но так называемой трудовой визы, которая выдавалась бесплатно, не получил (там же: 108).
После возвращения из Люцерна он пишет Рутенбергу ( RA):
122, Bd Murat Пятница, 6-ое сентября <1>935 г.
Paris (XVI)
Дорогой Петр Моисеевич!
После 16-тидневного пребывания в Люцерне вернулся домой. О впечатлениях рассказывать было бы очень долго. Частично они опубликованы в сегодняшнем № «Посл<едних> Новостей» 19, частично появятся в «Посл<едних> Нов<остях>» в пятницу через неделю. Кое-что я послал в «Давар» 20и нью-йорский «Форвеэртс» <sic>.
Самое приятное впечатление я вынес от Берла Каценеленсона <sic>. Беседовал с Чертоком о визе 21. После ряда разговоров (с Добкиным) он пришел к следующим заключениям:
Так как мне больше 45 лет, то достать для меня сертификат дело не невозможное, но очень, очень трудное. Кроме того, хотя я «испекся», все же быть на все 100 % уверенным в том, что я при всех обстоятельствах останусь в Палестине и брать с меня в этом смысле присягу, – не приходится. В этих условиях проще всего мне приехать с визой туриста с тем, что позднее ее мне превратят в постоянную или, что еще проще, по мнению Каценеленсона, – получить визу капиталиста, что предполагает получение мною временной ссуды, на месяц-другой, по личному ко мне доверию, тысячи фунтов стерлингов. Положенная на мое имя в один из больших банков Палестины, сумма эта может быть невозбранно переведена мною собственнику денег на следующий же день по моем приезде в Палестину…
Обо всем этом Кац<нельсон> хотел лично с Вами поговорить в Цюрихе, – он собирался Вам позвонить по телефону из Люцерна или написать. Не думаю, чтобы он это сделал, так как он с утра до поздней ночи забит всевозможными делами и разговорами. Посему и рапортую Вам от себя о положении дела.
Буду ждать Ваших указаний, как действовать, так как подача прошения английскому консулу о визе одного порядка обрекает на неудачу возможность получения визы другого порядка. До получения от Вас указаний предпринимать ничего не буду.
С искренним приветом
М. Вишняк
P.S. Марья Самойловна просила Вам написать, что она вчера вернулась из Экслэ-Бэн 22, от Михаила Осиповича 23, и очень рассчитывает на встречу с Вами при Вашем проезде чрез Париж. Если Вы не остановитесь в Париже или будете слишком заняты – она просит Вас заранее ее о том уведомить, чтобы она могла с Вами списаться.