Пионер.Прощай СССР
Шрифт:
Видимо, у меня от сильного удивления глаза полезли на лоб или лицо приобрело характерное выражение. Потому что Маша, которая стояла напротив, а мы все дружно собрались в кружок, дабы распределить обязанности, уставилась на меня с таким видом, будто на моей башке вылезли рога или еще какая другая хрень. Удивилась Маша, проще говоря.
Девчонка вопросительно подняла брови. Мол, что происходит?
Я взглядом показал ей в сторону Богомола, а потом приложил указательный палец к виску. К своему, естественно. Очень надеюсь, Фокина поняла этот жест. Он означал, что Богомол — псионик в полном расцвете сил. То есть при полном их
— Простите, но зачем вам проверять периметр? — Поинтересовалась Селёдка. — И если уж его надо проверить, пусть Маша готовит с ребятами обед, у нее это прекрасно получается, а я составлю Пете компанию. Мы отлично все проверим. И периметр, и вокруг периметра.
— Нет!
Елена Сергеевна, Фокина и Богомол сказали это одновременно. Они все трое переглянулись, видимо, пытаясь понять мотивы друг друга. Ну, Богомол и Маша — это ясно. Им точно не нужна Селедка, как свидетель. Хотя, в то же время им и Елена Сергеевна на нужна.
А вообще, не мешало бы «проверить периметр» в более узкой компании. Например, я и Маша. Мы толком так и не пришли ни к какому выводу, не определились с тем, что делать. Лично я, как и Фокина, никаких пионеров убивать не собираюсь. Бред полный. Для начала, мы даже приблизительно пока что не представляем, кто может быть создателем псиоников.
Мишин, Ряскин, Селедка…Выбор, вроде, небольшой, а все равно три человека — это многовато. Не мочить же всех сразу. Да и если сказать по совести, я вообще не хочу никого из них убивать. В моей прошлой жизни у меня не было друзей. Товарищи были, временные партнеры, враги, цели, но друзей… Друзей не было никогда. Тем более тех, кто реально готов ради меня на что-то. Просто так, не ради выгоды, а по велению души.
Так вот… и Вася, и Антон и Селедка, они готовы. Знаю точно.
Это даже если не брать в рассчет какую-то мутную историю с созданием псиоников. Просто… Я, конечно, Богомолу про дневник ничего не говорил. Пока не говорил. Но именно данный элемент мозаики в общую картину совершенно не укладывается.
Как такое может быть? Дневник с подробным описанием опытов уже есть, а псиоников, которые предметом тех самых опытов являются, еще не существует? Что это тогда? Записки сумасшедшего, возомнившего себя профессором? Исключено!
В дневнике четко, день за днем, описывается эксперимент. Сразу видно, все это настрочил именно ученый. Никаких лишних витиеватостей или художественной ценности данные записи не имеют. Сухо все. Конкретно. По факту. Короче, херня какая-то выходит.
Либо… Либо Богомол врет. И кстати, я это вообще не исключаю. Уж кому, как не мне, знать, насколько у псиоников размыты понятия правды, честности и порядочности. Либо дневник — очень хорошая подделка.
Единственный момент, склоняющий чашу весов в пользу Богомола — та самая мысль, которую я осознал только что. Этот гад свои способности ни черта не утратил, как, например, мы с Машей. У него все отлично. И вот тогда получается, делать то ему здесь не хрена. Вообще.
Допустим, он реально был одним из сильнейших псиоников. Как я, если вспомнить его слова… Как я, это значит — универсал. Потом в ходе эксперимента или роковой случайности что-то пошло не так. Сознание Богомола выкинуло… Куда, блин, его выкинуло?! Понятия не имею. Я не знал, что такое вообще возможно.
Ладно. Пусть выкинуло куда-то. В некое пространство. Богомол зацепился за книгу. Ее он называет якорем. Книга хранилась
Много лет Богомол мотылялся в пространстве, уцепившись за книгу. Потом появилась тюрьма. А спустя некоторое время, в тюрьме появился я. Этот хитрожопый тип забрался в мою голову. Я нашёл книгу и отвязал якорь. Ну… И? На кой черт нужно было Богомолу тащиться в это время? Он мог бы отправится куда угодно, выбрать какой угодно сосуд. Но уж точно не период Советского Союза. Псионики слишком любят красивую жизнь, комфорт, деньги и власть. Мы искренне считаем себя кем-то особенным. Мы стоим выше остальных. Мы — на пике эволюции. Богомолу на хрен бы не сдался этот пионерский лагерь без весомой, очень весомой причины. И вот данная малость переворачивает мои подозрения, будто неадекват врет, с ног на голову. Соответственно… Что тогда за хрень с дневником?
— Нет. — Уже спокойнее повторила Елена Сергеевна. — Периметр мы проверим с Ванечкиным сами. Фокина и… И вот он.
Вожатая, плюнув на невспоминаемое имя Богомола, решила, и так сойдет. А потому просто ткнула в неадеквата пальцем.
— Вы двое, пройдите по лагерю, проверьте палатки. — Закончила она.
— Действительно… — Тихо пробормотала Фокина. — Очень важное задание. Вдруг в палатках прячется… Кто? А! Блин. Никого там нет.
Елена Сергеевна высказывания Маши прекрасно услышала. Поэтому девчонка в ответ получила от блондинки слегка раздражённый взгляд. Но, как ни странно, вслух вожатая ничего говорить не стала. Просто кивнула мне в сторону деревьев и медленно двинулась «осматривать периметр». Мандец, как глупо звучит данная формулировка.
Мишин, Ряскин и Селедка направились к кухне, которую мы сгондобили общими усилиями из подручных средств еще вчера, на ходу обсуждая, как лучше варить макароны и кто конкретно этим займется.
Фокина с Богомолом медленно пошли к первой палатке. Причем, я заметил, как напряжена спина Маши. Теперь, когда ей известно, кто такой Богомол, и есть подозрение, что он, в отличие от нас, даже располагает способностями, опасаться реально есть чего.
Я же рванул вслед за Еленой Сергеевной, которая очень даже шустро топала к границе лагеря. Как только мы оказались вне поля зрения остальных, начались странности. Правда, таких мощных странностей даже я не ожидал, если честно.
Блондинка оглянулась, убедилась, что нас никто не видит, а потом вдруг резко шагнула ко мне и, ухватив меня одной рукой за горло, шмякнула меня же о ствол ближайшего дерева.
— Кто из них — Разрушитель?! Ну?! Говори?! — Гаркнула Елена Сергеевна прямо в мое охреневшие от творившейся дичи лицо.
Глава 18
Ну, ладно…Скажем честно, в прошлой, настоящей жизни, которая, надеюсь, скоро вернется, я никогда не любил слишком изнеженных, ранимых женщин с тонкой душевной организацией и трепетным нутром. Принцесски, которые томно вздыхают, постоянно нуждаются в спасении, даже если это какая-то мелочь, и строят из себя воздушных зефирок, никогда не привлекали мое внимание. Я просто всегда чувствовал их настоящую суть. Точно такие же стервы, как и все, только лживые насквозь. Пропитаны этой лживостью, словно ромовая баба сиропом.