Пионерские были
Шрифт:
— Ясно, подчинюсь, — буркнул Андрей. — А только… Эх и вмажут же нам! Давайте хоть вместе пойдем.
…Хмурое осеннее утро. Северный ветер гонит хлопья мокрого снега. Прохожие ежатся и поднимают воротники. А мы трое гордо шагаем в пальто нараспашку. Язычками горячего пламени алеют наши пионерские галстуки.
Во дворе школы нас окружили толпой ребята из разных классов.
— Это пионерские галстуки? Да. А вас когда приняли? Трудно стать пионером? Где находится отряд? — посыпались вопросы.
Ободренный дружелюбной встречей и отнюдь не враждебным интересом к нашим галстукам, я торжествующе посмотрел на Андрея. Но его взгляд ответил мне: «Посмотришь!..»
Вдруг стало
Торжественное обещание пионера в двадцатые годы.
— Не трожь грязной лапой красный галстук! — глухо и с угрозой сказал Женя.
Подметкин сплюнул через выбитый зуб и рывком потянул Женю к себе. У меня в глазах потемнело. Как же это! Только вчера старый большевик, командир Красной Армии, надел нам пионерские галстуки и сказал, что они — частица красного революционного знамени и что мы должны беречь их, как бойцы берегут знамя. Не помня себя от гнева, я изо всех сил толкнул Щербатого в грудь. От неожиданности он потерял равновесие и упал, выпустив Женьку.
— Айда в школу, бегом! — шепнул Андрей.
Но поздно. Нас окружили…
— Бей пионеров! Срывай галстуки! — командовал Щербатый своей ватаге.
Мы отчаянно защищались. Но силы были неравные. Вот уже хулиганы крепко держат нас за руки. Еще немного — и красные галстуки будут сорваны, брошены в грязь… А поодаль в молчании стоят школьники. Многие из них сочувствуют нам, но боятся и поэтому «соблюдают нейтралитет».
— Ребята, у кого отец и мать коммунисты, у кого брат комсомолец, на помощь! — звенящим голосом крикнул вдруг Женька.
Толпа школьников дрогнула. Из нее шагнули ребята и двинулись к нам.
Хулиганы остановились. А из школы уже выбежали комсомольцы, и впереди них, на ходу затягивая красноармейскую шинель, Павел Иванович, учитель обществоведения, — коммунист, участник гражданской войны. Шайка Щербатого бросилась врассыпную.
— Ну как, смена, приняли боевое крещение? — спросил Павел Иванович с ободряющей улыбкой.
— Галстуки они у нас не сорвали и не сорвут никогда! — с достоинством заявил Женя, вытирая рукой капавшую из носа кровь.
На лбу у Андрея вздулась большая шишка; у меня была разбита губа.
— Опять мальчишки затеяли драку! — поджав губы, процедила сухопарая учительница немецкого языка, бывшая раньше гувернанткой у каких-то богатых детей.
— Нет, Люция Карловна, тут дело посерьезней: это классовая борьба, — сказал Павел Иванович.
Его слова наполнили нас гордостью: значит, мы сейчас поступили правильно. Врагов еще много кругом. Враги притаились, они редко действуют в открытую, их не всегда легко распознать… А мы приняли бой с врагом.
Когда наша тройка шла по коридору в умывальник, мы слышали, как ребята говорили нам вслед:
— Пионеры-то наши ничего, смелые!
— Им нельзя трусить. Они на коммунистов учатся…
В умывальнике Женька, склонный произносить торжественные речи, сказал:
— Значит, не даром мы кровь пролили, товарищи! Слышите, что ребята говорят?!
…С Васькой Щербатым и другими арбатскими хулиганами, которых науськивали на
Был организован форпост. Форпост — это боевой пост на передовой линии. Пионеры форпоста старались во всем помогать комсомольцам школы, учителям-коммунистам, привлекать новых ребят в пионерские отряды.
Уже был открыт районный Дом пионеров, и мы ходили туда работать в мастерские, потому что каждому пионеру полагалось овладеть различными ремеслами. Звено «Парижская коммуна» трудилось поочередно в четырех мастерских: в сапожной, швейной, переплетной, столярной.
Всеми силами стремились мы помочь нашей молодой Советской стране. Обучали неграмотных: тогда их было еще много среди взрослых. В Поволжье после страшной засухи голод косил людей, и мы ходили по улицам с кружками «Помгола» — Комитета помощи голодающим. И нередко бывало, что румяная и толстая дама злобно шипела: «Нет для вас ничего!» — а рабочий в старенькой кепке и кожанке выворачивал промасленными руками свои карманы, выгребая оттуда всю мелочь.
— Дяденька, у вас на трамвай не останется, — беспокоились мы.
— Ничего, ребята, пешком дойду!
МОСКВА ШОКОЛАДНАЯ
Зимой 1923 года к нам в пионерский отряд неожиданно приехал Михаил Иванович Калинин. В это время мы занимались в своем уголке. У нас их было три — по числу звеньев. Дежурный хотел сыграть «общее построение», но Михаил Иванович не позволил. Он велел всем продолжать свои дела и стал обходить звенья: сначала — звено «Октябрьская революция», потом — звено «Красная Армия» и, наконец, наше, «Парижская коммуна». Спросил: как учимся, не обижаем ли девочек, чем занимаемся на сборах? Поинтересовался звеньевым дневником. Не без гордости протянули мы ему толстую клеенчатую тетрадь, в которой было написано все, что мы узнали о Парижской коммуне, о ее героях, о далеком городе Париже. Перелистывая тетрадь, Михаил Иванович лукаво поглядел на нас и, поглаживая бородку, сказал:
— Парижская коммуна — это хорошо. Про это надо знать. Тут у вас о Париже много записано. Ну, а свой город, Москву, вы хорошо знаете?
— Знаем! Знаем! — закричали мы.
— А какая в Москве главная промышленность?
Воцарилось неловкое молчание. Наконец долговязый Женя Трусевич неуверенно произнес:
— Кажется, шоколадная…
Раздался дружный хохот. Михаил Иванович тоже смеялся до слез. А потом стал журить нас:
— В экскурсии часто ходите. Говорите, что ночью можете по звездам дорогу найти. В пути ни одного дорожного знака не пропустите, а Москву не замечаете. Родной город надо знать хорошо! Пока вы подрастете, совсем другой станет наша столица. На моих глазах в городах вместо конки трамвай пошел и автомобили появились. А на ваших глазах сколько всего появится! Будут вас много лет спустя спрашивать: «Какая раньше Москва была?» А вы вдруг скажете: «Шоколадная!» Глаза у вас молодые, острые, вы бы смотрели повнимательней вокруг и, что увидите, в свой дневник записывали. Как в старину грамотные люди летопись вели. Эти пионерские летописи вам потом самим будет любопытно прочесть, а следующие поколения большое спасибо за них скажут.