Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.)
Шрифт:
Елизавета успокоилась после этого объяснения и рассталась с отцом, который отправился к Гираму.
Когда Мармадюк, исполнив свою неприятную обязанность, вышел из конторы, он встретился с Оливером Эдвардсом, который расхаживал перед домом судьи большими шагами в чрезвычайном волнении. Увидев судью Темпля, он бросился к нему и воскликнул с выражением такого глубокого и искреннего чувства, какого еще не проявлял в отношении Мармадюка.
— Поздравляю вас, сэр! От всего сердца поздравляю вас, судья Темпль! О, какая ужасная минута! Страшно и вспоминать о ней! Я только что из хижины, где виделся с Натти, который рассказал мне о
Но сердце Мармадюка было слишком растрогано, чтобы придавать значение таким пустякам, и, не обращая внимания на смущение молодого человека, он сказал:
— Спасибо, спасибо, Оливер! Ты правду сказал: об этом вспоминать страшно. Но пойдем к Бесс, она одна, так как Луиза уже ушла к отцу.
Молодой человек бросился вперед, отворил дверь, пропустил судью и, последовав за ним, через минуту очутился перед Елизаветой.
Холодная сдержанность, которая так часто проявлялась в ее отношениях к Эдвардсу, теперь совершенно исчезла, и два часа промелькнули в свободной, непринужденной и искренней беседе, точно между старыми давнишними друзьями. Судья Темпль забыл о подозрениях, возникших у него во время утренней поездки, а молодой человек и девушка болтали, смеялись и задумывались, смотря по настроению. Наконец Эдвардс решил навестить мисс Луизу и отправился к пастору.
Возле хижины Бумпо в это время происходила сцена, которая расстроила все благодушные планы судьи относительно Кожаного Чулка и разом уничтожила непродолжительное согласие, установившееся было между юношей и Мармадюком. Получив предписание об обыске, Дулитль первым делом постарался заручиться надежными исполнителями закона. Шериф уехал на какое-то важное следствие; его помощник, остававшийся в деревне, был занят в другой части поселка; а деревенский констебль получил эту должность из благотворительных соображений, так как был хром. Была суббота, солнце уже склонялось к западу; в воскресенье благочестивый чиновник не мог предпринять такой экспедиции, так как рисковал этим погубить свою душу; а до понедельника всякие следы оленя были бы уничтожены или припрятаны. К счастью, на глаза Гираму попалась рослая фигура Билли Кэрби, и он немедленно решил заманить его. Джотэм, который вернулся в деревню из леса, присоединился к Гираму сам и пригласил к мировому судье лесоруба.
Когда явился Билли, ему любезно предложили садиться, что, впрочем, он успел сделать раньше приглашения.
— Судья Темпль во что бы то ни стало желает ввести в силу закон об оленях, — сказал Гирам после предварительных любезностей. — Он только что получил донесение о человеке, убившем оленя. Он написал распоряжение об обыске и поручил мне найти кого-нибудь, кто привел бы его в исполнение.
Кэрби подумал немного, тряхнул своей косматой головой и спросил:
— А где же шериф?
— Уехал.
— А его помощник?
— Занят в патенте.
— А констебль? Я только что видел, как он ковылял по улице.
— Да, да, — сказал Гирам с заискивающей улыбкой и многозначительным кивком. — Но это дело требует мужчину, а не калеку.
— А что? — спросил Кэрби, смеясь. — Разве молодец будет драться?
— У него довольно вздорный характер, и он считает
— Я слышал, как он хвастал однажды, — вмешался Джотэм, — будто от Могаука до Пенсильвании не найдется человека, который бы потягался с ним в кулачном бою.
— В самом деле! — воскликнул Кэрби, выпрямляясь. — Стало быть, он еще не пробовал вермонтских кулаков. Кто же этот молодец?
— Видите ли, — сказал Джотэм, — это…
— Закон не позволяет называть его имени, — перебил Гирам, — пока вы не взяли на себя обязательств. Вы самый подходящий человек, Билли! Согласны вы принести присягу? Это дело одной минуты, — и вы получите плату.
— А велика ли плата? — спросил Билли, небрежно перелистывая устав, лежащий на столе Гирама, и как будто раздумывая, хотя, в сущности, он уже принял решение. — Хватит ли ее, чтобы залечить проломленную голову?
— Вознаграждение будет приличное, — сказал Гирам.
— К черту ваше вознаграждение! — отвечал Билли, снова засмеявшись. — Так этот малый считает себя первым силачом в графстве? Какого он роста?
— Он выше вас ростом, — сказал Джотэм, — и отчаянный…
«Хвастун», хотел он прибавить, но нетерпение Кэрби не дало ему договорить… Лесоруб вовсе не отличался ни свирепостью, ни даже грубостью. Основную черту его характера составляло добродушное тщеславие. Но как и все, кому нечем больше похвастаться, он гордился своей физической силой. Вытянув мускулистые руки и оглядывая свою атлетическую фигуру, он сказал:
— Ну, давайте же Библию! Я присягну, и вы увидите, что я сумею исполнить свою присягу.
Гирам не стал дожидаться, пока Билли переменит свое решение, и, не теряя времени, взял с него присягу. Когда эта формальность была исполнена, все трое вышли из дома и направились к хижине самым ближним путем. Только когда они вышли на берег, Кэрби вспомнил о правах, которые давала ему присяга, и повторил свой вопрос об имени нарушителя закона.
— Куда вы тащитесь, сквайр? — воскликнул он. — Я думал, что обыск придется произвести в каком-нибудь доме, а не в лесах. На этой стороне озера не живет никого, кроме Кожаного Чулка и старого Джона. Назовите мне имя молодчика, и я вас проведу на его расчистку самым коротким путем, потому что мне известна каждая сосенка вокруг Темпльтона.
— Мы идем по настоящей дороге, — сказал Гирам, указывая вперед и ускоряя шаги, точно опасаясь, что Кэрби вздумает сбежать, — этот человек — Бумпо.
Кэрби остановился, с удивлением уставился сначала на него, потом на Джотэма и в заключение расхохотался.
— Кто? Кожаный Чулок? Он может похвастаться своей стрельбой; по этой части, сознаюсь, мне с ним не тягаться; с тех пор, как он застрелил голубя, я пасую перед ним. Но по части кулачного боя!.. Да я бы мог взять его двумя пальцами и обвязать вокруг своей шеи, как галстук. Ведь ему семьдесят лет, и он никогда не отличался особенной силой.
— У него наружность обманчива, — заметил Гирам, — как у всех охотников; он сильнее, чем кажется; кроме того, у него — ружье.
— Причем тут ружье! — воскликнул Билли. — Неужели вы думаете, что он станет стрелять в меня? Он безобидное создание и, по-моему, имеет право стрелять оленей так же, как всякий другой в патенте. Он этим живет, и здесь свободная страна, в которой всякий может выбирать какое угодно призвание.
— Если так рассуждать, — сказал Джотзм, — то всякий имеет право стрелять оленей.