Пип!
Шрифт:
— Это я понимаю, — сказал Спасатель, — со мной недавно тоже такое было, когда я не смог спасти человека. Пойду-ка погляжу.
Он вошел через зеленую дверь в зеленую гостиную. Там сидело человек пятнадцать. Все они хотели что-то сделать, но не решались.
Спасатель присел на корточки рядом с мальчиком на табуретке.
— Привет, — сказал он. — Ну как, идешь на поправку?
— Нет, — сказал мальчик. — У меня все всегда ломается. Все.
— Жалко, — сказал Спасатель. — Но что именно ты хотел бы сделать, чтобы это получилось
— Я хочу сделать что-нибудь такое, о чем мечтает весь мир, — сказал мальчик, — но у меня никогда ничего не получается.
— Ты просто слишком много хочешь, — сказал Спасатель. — Может быть, лучше начать с того, о чем мечтает один человек? И этим человеком буду я. И я подожду, пока ты для меня что-нибудь сделаешь. Договорились?
— Но я заранее знаю, что у меня не получится, — сказал мальчик. — Я так боюсь, что опять все сломаю.
— Некоторые вещи хороши и в сломанном виде, — сказал Спасатель. — Сломанное печенье не менее вкусно, чем целое. Преломленный луч солнца становится еще красивее. На свете есть очень много произведений искусства, у которых отломаны детали. Иногда они знамениты именно тем, что у них чего-то не хватает.
— Да, правда, — сказал мальчик.
Спасатель пообещал зайти позже, надеясь, что мальчик действительно сделает что-нибудь целое.
Когда Спасатель вернулся в коридор, он выглядел так, словно ему что-то удалось. У него было то же чувство, что и после спасения людей, и эго чувство он хотел хранить в своей душе как можно дольше.
Они пришли в розовый коридор. Тощий человек открыл две комнаты, одну для Спасателя, вторую для Варре с Типе. В темноте не было видно, хороший ли тут вид из окна. Тощий человек сказал, что очень хороший, поэтому оставалось только поверить ему. Всем троим он выдал тапочки.
— Вот, наденьте, — сказал он. — Здесь полагается ходить в тапочках. На уличной обуви много уличной грязи.
Они надели тапочки, которые оказались необыкновенно большими и мягкими. Походка у наших друзей стала будто у клоунов.
— Теперь я отведу вас в гостиную, — сказал тощий человек.
— Я бы хотела помыться и лечь спать, — сказала Тине.
— Вам еще принесут попить, — сказал тощий человек.
— Да, но ведь вы же поняли, что мы не туда попали и нам здесь не место? — сказал Варре.
— Да, мы это знаем, — сказал тощий человек. — Мы знаем, что вы так думаете.
Он открыл розовую дверь розовой гостиной и тихонько втолкнул их туда.
К ним сразу же подошло человек пятнадцать, самых разных с виду, — большие и маленькие, толстые и тонкие, старые и молодые. Они смотрели на наших путешественников так, словно были их старинными приятелями, хотя виделись они впервые.
— Какая радость, что вы пришли! — кричали они. — С вами здесь станет еще веселее и лучше,
Они обнимали Варре с Тине и Спасателя, гладили их по головам и поцеловали каждого по пять раз. В левую щеку, в правую, еще раз в левую, еще раз в правую, и снова в левую.
От испуга трое друзей боялись пошевелиться.
— Мы остановились в этой гостинице только для того, чтобы поесть и переночевать, — сказал Спасатель.
— Нам здесь совершенно не место! — воскликнул Варре.
— Да, — сказал один из незнакомых людей сочувственно, — нам это знакомо. Э го тяжелое ощущение. У нас оно тоже было. Но вы сами увидите, как быстро вы от него избавитесь в нашей компании. Мы поможем вам почувствовать, что вы и мы — одно целое. Вы чудесные люди, и вместе нам будет хорошо!
И снова начались объятия и поцелуи.
«Я устал», — подумал Варре.
«Я хочу в душ», — подумала Тине.
А Спасатель на всякий случай ничего не подумал.
29
Шесть дней подряд Лутье и Бор прожили так, будто знакомы уже много лет. Рядом сидели за столом. Вместе играли на улице, а когда их никто не видел, превращались друг для друга в призрака и птицу. Персонал санателя считал, что они оба выздоравливают. На шестой день тощий человек сказал:
— Присаживайтесь, пожалуйста. Давайте спокойно поговорим. О чем вы сейчас думаете?
— Я думаю о высокой горе, — сказала Лутье.
И Бор тоже сказал:
— Я тоже думаю о высокой горе.
Тощий человек остался доволен. Позвонил маме Бора и сообщил, что Бору можно домой, потому что он вылечился и думает уже не о призраках, а о горах.
— О горах! — радостно воскликнула мама. — Какие высокие мысли! Завтра же за ним приеду. Спасибо за все, что вы для него сделали!
Все эти дни Лутье почти не вспоминала о Птишке. Бор никуда не улетал, и с ним можно было разговаривать. Лутье рассказала ему о черных плитках в тротуаре, которых боялась. Бор знал улицу с плитками. Он жил неподалеку. Про Варре с Тине девочка тоже не вспоминала. Ей хватало одного Бора. Для них обоих это были веселые каникулы, а каникулы куда приятнее, чем поиски, тем более когда не знаешь, где искать.
А Птишка все это время была совсем близко. Она ночевала через четыре комнаты от них. Рано утром она улетала, чтобы поплескаться в ручье. Ела и пила все, что ей казалось вкусным. Играла, и порхала, и летала кругами над лесом. А как только солнце переставало щекотать ей пяточки, возвращалась в дом.
Но после шестого дня Птишка долго не летела домой. Вернулась уже в темноте. И нечаянно залетела не в свою комнату, а к Бору.
Бор как раз задремывал, но, увидев при слабом свете ночничка, как в комнату влетел призрак, снова широко открыл глаза.