Пир Бабетты
Шрифт:
Бабетта испустила долгий счастливый вздох, но все еще не уходила. У нее есть еще одна просьба, сказала она. Она просит своих хозяек позволить ей самой оплатить этот французский обед.
— Нет, Бабетта! — воскликнули обе сестры. Как ей могла прийти в голову такая мысль? Неужели она могла подумать, что они позволят истратить ее драгоценные деньги на еду и питье и вообще на их нужды? — Нет, Бабетта, ни в коем случае!
Бабетта сделала шаг вперед. Было в этом движении что-то грозное, словно вздыбилась вдруг морская волна. Уж не так ли когда-то в далеком 1871 году вышла она вперед, чтобы водрузить на баррикаду красный флаг? А теперь она заговорила на своем диковинном
— Сударыни! Разве за все эти четырнадцать лет я хоть раз обратилась к вам с какой-нибудь просьбой? Нет! А почему? Сударыни! Вы каждый день читаете свои молитвы, но можете ли вы вообразить, каково человеческому сердцу, если ему не о чем молить? Ведь о чем могла бы молить Бабетта? Ни о чем! Но сегодня вечером у нее появилась такая мольба, мольба из глубины сердца. Неужто вы не чувствуете нынче вечером, сударыни, что вам надлежит исполнить эту мольбу с той же радостью, с какой все эти четырнадцать лет исполнял ваши мольбы Господь Бог?
Мартина и Филиппа некоторое время сидели молча. Бабетта была права — в самом деле, за все четырнадцать лет это ее первая просьба и, судя по всему, она окажется также последней. Сестры еще немного подумали, а потом сказали себе, что теперь их служанка в общем-то куда богаче их и простой обед не такой уж большой расход для человека, у которого есть десять тысяч франков.
Когда наконец они дали свое согласие, Бабетта словно преобразилась. Сестры поняли вдруг, что в молодости она была, наверно, очень хороша собой. И еще они подумали, что, быть может, впервые в ее глазах они и впрямь оказались теми «добрыми людьми», какими их называл в своем письме Ашиль Папен.
7
Черепаха
В ноябре Бабетта предприняла небольшое путешествие. Ей необходимо две недели, чтобы все подготовить, объяснила она своим хозяйкам. Бабетте стало известно, что племянник, когда-то доставивший ее в Христианию, все еще ходит прежним маршрутом, и ей надо встретиться с ним и поговорить. Бабетта плохо переносила морскую качку — о своем единственном морском плавании из Франции она вспоминала как о самом страшном испытании, какое выпало ей на долю. Но на сей раз она проявила удивительную решимость. Сестры чувствовали — сердцем она уже во Франции.
Через две недели, за время которых Мартина и Филиппа смогли отчасти представить себе, как сложится их повседневная жизнь после отъезда служанки, Бабетта вернулась в Берлевог.
Сестры спросили, все ли ей удалось устроить так, как она хотела. Да, подтвердила Бабетта, она встретилась с племянником и дала ему список товаров, какие он должен доставить из Франции.
Для Мартины и Филиппы речи эти звучали загадочно, но так как им не хотелось говорить о предстоящем отъезде Бабетты, они не стали задавать ей лишних вопросов.
В последующие недели Бабетту, казалось, что-то беспокоило. Но однажды декабрьским днем она торжественно объявила своим хозяйкам, что товары благополучно прибыли в Христианию, там их погрузили на другое судно и завтра доставят в Берлевог. Она наняла, добавила Бабетта, старика, у которого есть тачка, и он привезет все необходимое из порта в дом.
— Но что это за товары, Бабетта? — спросили сестры.
— Как — что за товары, сударыни? — удивилась Бабетта. — Конечно, продукты к праздничному столу. Слава Богу, они прибыли из Парижа в целости и сохранности!
В эту пору Бабетта, словно сказочный дух, выпущенный из бутылки, казалось, выросла до таких размеров, что ее хозяйки ощущали себя рядом с ней карлицами.
Французский
И все же Мартина помертвела, когда в кухню въехала тачка, заставленная бутылками. Она потрогала бутылки и вынула из тачки одну.
— Что в этой бутылке, Бабетта? — слабым голосом спросила она. — Надеюсь, не вино?
— Вино, мадам? — воскликнула Бабетта. — Нет, мадам! Это Clos Vougeot 1846 года! [9] — И мгновение спустя добавила. — От «Филиппа» с улицы Монторгей. [10]
Мартина в жизни не слышала, что у вин бывают имена, и не нашлась что сказать.
Поздно вечером в дверь позвонили снова, и когда Мартина открыла на звонок, перед ней снова оказалась тачка, но на сей раз ее толкал рыжеволосый матрос — видно, старик уже выбился из сил. Парень ухмыльнулся и извлек из тачки громадный, загадочного вида предмет. При свете лампы предмет напоминал какой-то темно-зеленый камень, но когда его положили на пол, из него вдруг высунулась змеевидная головка и стала посматривать во все стороны. Мартина видела картинки с изображением черепах, в детстве у нее самой была даже любимая черепашка, но на это гигантское чудовище страшно было глядеть. Мартина молча попятилась из кухни.
9
«Кло Вужо» — знаменитое бургундское вино. Виноградные плантации, где культивировалось «Кло Вужо», были в 1841 г. проданы ученику Фурье, который сделал попытку основать здесь фаланстер, но разорился в 1846 г. Поэтому вина в этот год про извели очень мало, и оно было редкостью.
10
Улица Монторгей в XIX веке была меккой гурманов — здесь находился знаменитый ресторан «Филипп».
Она не решилась рассказать сестре о том, что она видела. Но ночью Мартина почти не сомкнула глаз, она думала об отце и чувствовала, что они с сестрой готовятся в день его столетия устроить в отцовском доме настоящий шабаш. Когда наконец Мартина уснула, ей приснился страшный сон, будто Бабетта подносит отраву престарелым Братьям и Сестрам, Филиппе и ей самой.
Ранним утром Мартина встала, накинула свое серое пальто и пустилась в путь по темным улицам. Она шла из дома в дом, открывая сердце Братьям и Сестрам и каясь в своей вине. Они с Филиппой и в мыслях не держали ничего дурного, говорила она, они лишь выполнили просьбу своей служанки и не имели представления, к чему это может привести. А теперь они сами не знают, какую еду и какое питье предложат гостям в день рождения их отца. Мартина напрямик не назвала черепаху, но та, можно сказать, присутствовала в ее голосе и выражении лица.
Как уже было сказано, старики прихожане знали Мартину и Филиппу еще детьми, им случалось видеть, как девочки горько плачут над сломанной куклой.
И теперь слезы Мартины вызвали слезы в их собственных глазах. Под вечер они собрались все вместе, чтобы обсудить положение.
И прежде чем разойтись, они дали друг другу слово, что ради их маленьких Сестричек в этот великий день они будут обходить молчанием все, что касается еды и питья. Что бы им ни подали на стол — пусть хоть лягушек и улиток, с их губ не сорвется ни слова.