Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
Шрифт:
В сердцах я еще долго ворочаюсь, просыпаясь, и слышу властный внутренний призыв: пора!
Бужу Ламбо, передаю дежурство, блаженно вытягиваюсь и закрываю глаза. Жду, пока желанный голос не произносит вкрадчиво и мягко:
После смерти Ассаи Люонга перешла жить ко мне. Петля затянулась туже. К страстному увлечению, не ослабляя его, добавилась теперь привычка. Медленно потянулись дни, полные горьких размышлений, быстро замелькали ночи, напоенные жарким сладострастием. Ночь с ней была великолепным
Увезти Люонгу в Европу? Я представлял себе ее в Париже, в жаркий летний день трясущуюся от холода, жалкую в непривычном костюме, больную и презираемую… Нет, нет, только не это…
Начать борьбу с рабством? Но это будет длинная борьба, и судьбу Люонги она не решит. К тому же здесь это чудовище держит только лапы, и вместо одной отрубленной вырастут две новых. Сердце его в Европе, чтобы поразить его насмерть, необходимо бороться там. Значит, уехать отсюда? Одному?
В конце концов дело не в Люонге, а во мне. Я бежал в Африку от себя самого, от сомнений, которые осветили прошлое.
Вещи упакованы. Пять носильщиков сидят на корточках в ожидании. Капрал отдает последние распоряжения.
«Ра!» — подражая ему, мысленно командую я, улыбаюсь и насвистываю марш.
Расставание будет коротким и суровым — так лучше. Я нарочно послал Люонгу к реке стирать белье и в ее отсутствии быстро собрался. Одна неприятная минута, и всему конец!
Вот и Люонга. Она идет медленно, неся на голове тяжелый узел. Завидя меня, издали улыбается. Подходит, бережно, ведь это мое белье, кладет узел на ступени веранды и поднимает ясные, доверчивые глаза.
— Я уезжаю! Видишь, все упаковано? Так нужно, я трясу в воздухе телеграммой. Понимаешь?
Быстро пробежав по упакованным вещам, чистый взгляд поднимается ко мне снова. Она кивает головой.
— Пришло время расстаться. Я уезжаю далеко и навсегда, — я указываю рукой на себя, потом куда-то вдаль.
Неожиданно личико Люонги расплывается в улыбку, она бьет в ладоши, поворачивается и быстро убегает в деревню.
Я ожидал тяжелой сцены с плачем и воплями, но теперь, странно, чувствую глухое раздражение. Как легко она примирилась с моим отъездом! Еще и засмеялась, дрянь… А впрочем, что же — дикарка!
Мне становится досадно, я приготовил целую корзинку подарков, и вдруг такой оборот… Потом делается стыдно своей мелочности. Она — ребенок и дикарка, но я — нет, я — белый господин. Я открываю чемодан и щедро добавляю в корзинку — пусть забавляется!.. Может быть, и вспомнит обо мне…
Но пора. Мне подают лошадь. Сажусь в седло. Вещи взвалены на головы. Капрал поднимает трость. Герой перестал быть героем — иссякли движущие силы. Признание правды оказалось слишком страшным. Желание найти в Африке тишину и правду, мир и неиспорченных людей, которые помогут
Жалкие рабы презренных господ… Страна молчащего бесправия и циничного насилия… Вымирающие племена… Опустошенные деревни… Полумертвая природа и обреченные люди. И если находится здесь приятный уголок, то отношения между людьми и там оказываются безнадежно запутанными. Я не в силах уничтожить рабство, но за него несу полную ответственность, оно уже привело к гибели Ассаи, погубит Люонгу и меня, если… Если — что?
Вопреки себе, вопреки любви, жалости и чести где-то в самых сокровенных тайниках моего «я» начало созревать сознание необходимости бегства. Бежать, бежать! Но куда? Обратно в Европу? В этом ли выход? Может быть, в Америку? Может быть, мое место не среди слабых, а между сильными, и борьба за свое место под солнцем создаст в душе мир. Борьба, которая снова вселит бодрость, веру в себя, желание жить и творить.
Легкие шаги. Я оборачиваюсь — Люонга. На ней простая повязка вокруг бедер. На плече она держит палочку, к которой привязан узелок с ее имуществом. Сквозь ткань я узнаю подаренные мною бутылочки и коробочки.
Едва переводя дыхание, она подбегает, берется ручкой за стремя и улыбкой дает понять, что она готова следовать за мужем в дальний путь.
Пауза.
Слезаю с коня.
— Капрал, корзину!
Люонга радостно хватает корзину, но она тяжела, и девочка смотрит на меня вопросительно. Я указываю на себя и лес вдали, потом на корзину, на нее и деревню.
Тогда Люонга наконец понимает. Золотистое свежее личико делается серым и мертвым. Боже, какое смятение в больших глазах, какой ужас!
Согласно предварительной инструкции, капрал делает шаг вперед. Он знает свою роль. Хриплым казенным лаем он сообщает Люонге, что белый господин все устроил, что для нее оставлены большие деньги, на которые…
— Уйди, капрал, я сам…
Я хочу взять Люонгу за плечи и сказать ей в утешение что-нибудь нежное. Молча она ставит корзину к моим ногам, кланяется, берет палочку и узелочек и скрывается за хижиной.
Ну что же… Может быть, так и лучше… Я сажусь на коня. Носильщики снова взваливают вещи на головы. Вопросительный взгляд капрала.
Нет, не могу.
— Немедленно найти Люонгу, капрал! Послать всех слуг! Живо!
Вечер надвигается. Я один на площади. Стою у коня с сигаретой в зубах.
— Нет Люонги… Нигде нет! — капрал и слуги разводят руками.
У меня дрожат колени.
— Не возвращайтесь без нее! Марш!
Снова один. Чтобы не ждать у хижины, я иду вперед, не думая куда. Да и не все ли равно?
Роскошная нега, влажная, расслабляющая. Я вздрагиваю и останавливаюсь. Круглая поляна, вокруг высокий лес, точно чаша до краев наполненная таинственной синевой. Невидимые цветы струят волнующий и сладостный аромат… Танцовщицы… Здесь… Да, все это было…
Я стою, придавленный воспоминаниями. И слышу где-то близко в траве тихий плач. Делаю шаг и чувствую что-то под ногами. Поднимаю. Палочка. Узелок. Знакомые, ненужные мне бутылочки и коробочки…
Молча возвращаюсь, молча сажусь в седло. Движением руки обрываю робкие объяснения носильщиков.