Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том VI
Шрифт:
Идут дни… Недели… Месяцы…
Осень. Ночь. Желтые фонари мигают над мокрым асфальтом, черная толпа плывет мимо — из тумана в туман. Низко надвинув шляпу, подняв воротник, я иду по скользкому тротуару.
Одна длинная улица. Угол. И снова улица без конца, ряды фонарей, люди. Вся неустроенность, все одиночество моей жизни теперь встают передо мной в ужасающей наготе. Усилия… Ошибки… Иллюзии…
Да, я снова в том постылом городе. Вот
Африка… Вспоминаю пустую комнату. Висит карта. По стенам и потолку бегают ящерицы. У капитана очередной приступ тропической лихорадки. Он лежит в изнеможении, но глаза его горят, они пронизывают меня насквозь.
— «Африка без вас»… Почему это «вы», и кто это — «мы»? Вам довелось попасть в уголок земного рая, и вы его загадили. Слышите! Вы, не я. Вы погубили Ассаи… Погибнет и Люонга… Потому что нет вас и нас, существуем мы, в себе вы принесли в деревню форт и меня, и в форте всегда незримо присутствуете вы, как бы вы ни умывали руки и как бы вы ни желали улизнуть от ответственности.
Он помолчал. Ящерицы с шорохом бегали по стенам и потолку.
— Жизнь — это зеркало, показывающее каждому его собственное лицо. Вы увидали себя здесь. Теперь собираетесь в Америку? Так знайте же, и там вы найдете только себя!
Мозг, отравленный алкоголем, не может остановиться. Постылого города, дождя и толпы уже нет. Я плыву в потоке солнечных воспоминаний. История Люонги, озаренная мягким светом раскаяния и смирения, теперь снова и снова встает передо мной, очищенная от страсти и очеловеченная. Люонга! Маленькая рабыня, ставшая для меня высоким символом и постыдным воспоминанием…
Я иду по мокрому тротуару. Чужие люди толкают меня. Вдруг яркие полосы света пересекают мне путь: универсальный магазин ночью очищает свои недра от скопившегося за день хлама. Служители выносят и грузят на машины большие ящики с мятой бумагой, пустыми бутылками и коробками.
О, где вы, милые часы в хижине, большая радость над маленькими вещами и пуговицы вместо сережек?.. Где все безвозвратно потерянное, где все то, что я сам оттолкнул, чтобы потом жалеть и страдать, так напрасно и безнадежно звать? Я вхожу, покупаю большой ящик и доверху набиваю его пестрым и пахучим хламом из парфюмерного отделения. Такси. Ночная почта. Посылка отправлена.
Позабыв про своих друзей, потерянных на эту ночь, я иду к реке. Ветер. Дождь. Поднимаю воротник, сажусь на скамейку и закрываю глаза.
Мой ящик переходит из рук в руки. Бледный парижанин его отправит в Марсель, веселый марселец погрузит на пароход, тихий и вежливый араб пошлет в пустыню и дальше… Вот черный носильщик ставит его на голову. «Ра!» — командует капрал, и ящик движется в горы.
Лучезарное утро. Деревня собралась на площади. Капрал важно читает адрес… Взрыв общего удивления. Чудесный ящик — Люонге! Где она? Скорей ведите ее сюда! Ящик открыт. Взмахнув от восторга тонкими ручками,
Снова проходят дни… Недели… Месяцы… Рушьтесь, рушьтесь воздушные замки иллюзий! Я ищу свободы, иду к ней и после стольких ошибок уже знаю, что свободы не может быть вне нас, она — лишь ощущение отсутствия ограничений. Орел, взлетающий в небо, острее ощущает границы возможного, чем червь, прилежно объедающий края листика. Чем шире желания, тем скорее обнаружатся узкие рамки земного бытия. Прутья клетки всегда перед нашей грудью, и, только двигаясь вперед, можно их почувствовать. Свободнее всех на земле труп — он лежит спокойно, и стенки гроба его не беспокоят!
Теперь для меня остается только вино, этот последний друг, который задернет завесу над моим земным странствием, и путь к свободе будет тогда до конца пройден.
Неверными шагами вхожу в комнату, не зажигая света, ищу кровать. Спать…
Вдруг звонок телефона.
— Мсье, с вами говорит швейцар. Я позабыл вам сказать, что сегодня на ваше имя получена посылка. Прикажите доставить ее в номер?
Голова кружится. Усталость. Спать, спать…
— Это ошибка. Я ничего не жду…
— Большой ящик, который вы сами отправляли в Африку!
Никаких воспоминаний. Провалиться бы скорее в черное небытие…
— Посылка была адресована в деревню Ниангу мадемуазель Люонге Ассаи, и поперек вашего адреса наклеена бумага с рукописной пометкой: «Возвращается за смертью адресата».
— Где ваша концовка, Гай?
Ван Эгмонт рассказал историю со срочной просьбой мсье Гида.
— Я не придал этим нескольким фразам никакого значения, — оправдывался он, — посчитал их просто красивой болтовней. Я…
Но Адриенна была неумолима.
— Вы снабдили ядом наших профессиональных отравителей молодежи: теперь по сотням страниц разных газет и журналов ваша неосторожная болтовня расползлась и усиленно внедряется в сознание миллионов простых людей. Она их отравляет. Она дает возможность добавить другие яды, гораздо более сильные. Вот только за это вам и заплатили так щедро — по тысяче за слово. Для того чтобы можно было легче самим вбивать в голову вредные мысли. Вам сделали имя и прикрытие для мошенников.
Ван Эгмонт сидел, опустив голову на руки. После молчания он сказал:
— В лесу я был в угнетенном состоянии. Неужели же непонятно… Это был кошмар… Ну а когда позвонил мсье Гид, я подумал: «Чепуха, какое значение могут иметь несколько фраз в последнем коротеньком рассказе?» Издатель имеет право иначе расположить материал. Передо мной стоял выбор: или добиться издания книги ценой малой уступки, или отказаться от мысли видеть книгу изданной. Я пошел по линии наименьшего зла.
Художник сказал это и смолк. «Я поступил также и со своей картиной: ради нее я нанялся выгребать нечистоты для сэра Ганри, — думал он. — Я пришел к отрицанию того, за что хотел бороться. Сделочки и уступочки с врагами — плохая политика».