Пир бессмертных. Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V
Шрифт:
Точно стопудовый груз падает с плеч герра Реминга. Он выпрямляется, оправляет мундир. Смахивает капли пота. Он как будто бы опять приободрился, но дышит часто и тяжело, как после большой работы.
— Что ж вы не кушаете, герр Реминг? Время идет!
— Да, да, нужно торопиться, — волосатая лапа неуверенно тянется к банке. — Поступайте, как знаете. Моя голова занята другим.
Без всякого аппетита он начинает есть.
— Знаю, знаю — разворот комбинации, — усмехаюсь я. — Хотите использовать Олоарта как главного свидетеля и громоотвод… — я наклоняюсь через салфетку и зловещим
Герр Реминг бледнеет. Загорелое лицо становится грязно-зеленым, оно перекошено. Машинально он сует палец за ворот и обводит им вокруг шеи.
«Чувствует приближение петли», — мысленно улыбаюсь я.
— Я своевременно докладывал лейтенанту д’Антрэгу, — он запальчиво и с отчаянием почти кричит мне в лицо. — Я не знаю, почему он повел патруль прямо сюда. Я не причем! Я докажу!!! Я…
— Малый, вина! — командую я через плечо. — Выпьем еще по стакану, и пора кончать, любезный герр доктор, меня абсолютно не интересует разворот вашей комбинации, потому что со следующей машиной я уезжаю из этих мест навсегда. Турист я или нет, думайте что хотите, неважно, может быть — я и не совсем турист. Но не забывайте одного: я не участник в драке за золото и не участник в борьбе за коммуникации в Хоггаре, — с каменным лицом глядя ему в лицо, я загадочно добавляю: — Сахара — только часть Африки, а Африка — только часть света.
Потом, нагнувшись через салфетку, дружески беру его за плечо и заканчиваю небрежно, свысока, по-барски:
— Оставляю вам доску с партией, розыгрыш которой уже начат. Любопытно, черт побери, кто из оставшихся двух противников поставит другому мат и получит приз королевы Ранавалоны.
— Занятный вы человек, ван Эгмонт, очень занятный!
Герр Реминг похож на больного, перенесшего приступ лихорадки. Усталыми движениями приводит себя в порядок. Он сидит обмякший, томный и обмахивается засаленным шлемом как веером.
— Закружили вы мне голову, что и говорить, и все-таки я рад встрече с вами: вы самый странный из всех чудаков, каких мне пришлось видеть!
— И я рад нашей встрече, — отвечаю я искренне, даже с некоторым подъемом. — Вы для меня — ценнейшая находка. Подумайте только: я тащился сюда поглядеть на дикарей. И нашел, что в Африке их нет. Туземцы имеют свою, чуждую нам культуру, но они ее имеют. Туарег также набит правилами, запретами и идеями, как любой европеец. Это было разочарование. И вдруг вы! Свободный человек с пустым мешком за плечами… Культурный зверь… Нет, вы, герр доктор, просто-напросто настоящий дикарь, первый дикарь Африки!
И снова великан, запрокинувшись назад, оглушительно хохочет, но так, что на этот раз солдаты на дороге недоуменно смотрят на нас, и даже пыльный осел брата Гиацинта с любопытством поднимает голову и прядет ушами.
— Го-го-го! — как из пушки стреляет Реминг. — Уморили! Настоящий дикарь! Ну, голубчик, поздравляю и благодарю: вы первый поняли меня так прекрасно. Спасибо!
Вдруг он вскакивает упругим движением гимнаста. Расправляет богатырскую грудь.
— Довольно болтовни. Время на исходе. Сейчас увидите, как я двину фигуры на шахматной доске. Эй, люди,
— Сиф снова здесь, — улыбаюсь я.
Сержант только подмигивает одним глазом.
— Патруль, становись!
Солдаты почесываются, нехотя встают, разбирают оружие и амуницию. Прислуга суетится у ослов. Топот ног, звякает железо, над дорогой поднимается пыль.
— Сафернуть тело в презент! Подвязывать на этот осель! Ты, чучело, заходи с та сторона!
В вечерней сиреневой дымке густо расползаются отборная брань и прусское кваканье. Тэллюа отходит в сторону и стоит в ожидании, спокойно сложив руки на груди. С гор ровно веет прохладный ветерок.
— Это что такое?! — взбешенный Лаврентий подскакивает к сержанту с кулаками. — Зачем вам мои рабочие?
Сиф нагло усмехается:
— Забираю их в крепость. Для допроса.
— Не смеете! Не забывайтесь! — граф пронзительно визжит тонким голосом. Он вне себя и бессмысленно машет длинными руками, — Я знаю, зачем вам эти люди…
— Тем лучше, — хладнокровно цедит Сиф, оборачивается к капралу: — Забрать обоих. Стеречь как Олоарта. Спущу шкуру, если они останутся здесь.
— Но мне они нужны! Я завтра…
— Вам они не нужны. Завтра вы сворачивайте лагерь и приезжайте в крепость.
— Что-о?! — Дерюга поражен, как громом. — Вы рехнулись?
— Пока нет. И помните, мсье де Рюга: это — приказ, — Сиф угрожающе напирает необъятным брюхом на тощую фигурку Лаврентия. — Понятно? Приказ!
— Я не подчиняюсь вам.
— Тогда вы подчинитесь силе.
Руки графа нервно бегают по одежде, ремням. Он снимает шляпу, порывисто надевает… Губы дрожат… Сиф каменным взглядом давит его. В конце концов Лаврентий разводит руками и отходит в сторону. Таким оборотом дела он разбит, он совершенно уничтожен.
— Кстати, сержант, — вмешиваюсь я, — жаль, что вы забираете обоих проводников. Мне хотелось бы завтра отправиться с ними в горы.
— Куда? — рычит Сиф.
— К месту последней стоянки Балли.
— Зачем?! — Дерюга вне себя от ярости подскакивает ко мне. — A-а, так я говорил! Вы знаете место!
Мне жаль человека, все надежды которого так катастрофически рухнули на моих глазах.
— Успокойтесь! — как можно мягче говорю я. — Мне ничего не нужно. Но я буду в Цюрихе и обязательно зайду к фрау Балли рассказать о трагедии, передать фотографии похорон, могилы и последнего рокового привала. Иных целей у меня нет.
— Когда вы возвращаетесь в крепость? — спрашивает Сиф.
— Послезавтра.
— Почему не завтра?
— Завтра буду занят, — отвечаю я и не могу удержаться от улыбки: вдруг вспоминаются Тэллюа и та проклятая минута, когда она, подобрав ножку, делала вид, что разглядывает смуглый пальчик, и косилась на меня смеющимися, блестящими глазами, а я пятился к выходу… Ах, дрянь! Ну, погоди, завтра я тебе… Теплая волна пробегает по телу, я сладко потягиваюсь и вдруг вспоминаю Лионеля. Сдерживаю себя, оправляю шлем и ремни, но повторяю упрямо: — Завтра у меня дела.