Пир плоти
Шрифт:
С этими словами Елена повела доктора в дальнюю комнату. Она оказалась примерно такой же, что и первая, только поменьше. Айзенменгер опустился в одно из двух полотняных кресел, стоявших возле письменного стола. Вокруг строгого ковра голубовато-стального цвета высились прислоненные к стене и грозившие в любой момент обвалиться кипы папок.
— Кофе? Чай?
Он отказался и от того, и от другого, и мисс Флеминг, взяв карандаш, держала его теперь пальцами обеих рук, поставив локти на стол. Вооружившись этим амулетом, она произнесла:
— Для
— Вы знаете, меня несколько удивляет, что этим делом заинтересовалась адвокатская контора.
— Потому что оно считается закрытым?
— А разве не так?
— Билрот мертв, но это не доказывает, что именно он убил Никки Экснер, — ответила она.
— Насколько мне известно, насильником и убийцей считают его. Разве полиция рассматривает какие-то иные кандидатуры?
Казалось, Елене внезапно надоели эти разговоры вокруг да около, и она устало произнесла:
— Меня наняли родители Тима Билрота, чтобы расследовать справедливость выдвинутого против него обвинения. Дополнительная задача — определить возможность выдвижения иска против полиции в связи с ее халатностью.
Смерть подозреваемого в участке неизбежно порождала претензии к полиции.
— А она имела место? Халатность, я имею в виду.
Уловив в вопросе доктора нотку скептицизма, Елена Флеминг повела себя осторожнее. На ее лице Айзенменгер прочел готовность вступить в спор.
— Можно сказать, что была по определению. Он ведь умер не естественной смертью.
— Но мне кажется, никто не мог предвидеть, насколько далеко он зайдет.
— К счастью, — улыбнулась она, — мы можем не беспокоиться насчет того, что вам кажется.
Айзенменгер хотел ответить ей в том же духе, но не решился, поскольку все еще не понимал до конца, ведут ли с ним хитрую игру или же говорят серьезно. Тем временем Елена добавила:
— Известно, что Тим Билрот злоупотреблял героином. Он был арестован и допрошен по подозрению в изнасиловании и зверском убийстве. Естественно было предположить, что он на тот момент находился отнюдь не в безмятежном настроении и к тому же, возможно, страдал от ломки. По мнению его родителей, полицейские вполне могли ожидать, что вместе эти два фактора могут навести его на мысль о самоубийстве. Его должен был по меньшей мере осмотреть полицейский врач. Этого сделано не было.
Может быть, и так, но самому Айзенменгеру слишком часто приходилось выслушивать жалобы, чтобы бросать теперь камни в полицию только на основании адвокатских исков. Он по собственному горькому опыту знал, что юристы всегда смотрят на вещи ретроспективно и выискивают ошибки, совершенные не столько по вине человека, сколько из-за неблагоприятного стечения обстоятельств. Тем не менее они заставляют платить за ошибку — и не одними деньгами, но и потерей репутации, уверенности в себе, здоровья.
— Вы хотели, чтобы я просмотрел заключение о вскрытии, — напомнил он.
На столе мисс Флеминг царил полнейший хаос. Было похоже, что три отдельные стопки папок слились
— Я сделаю для вас копию.
Она прошла мимо Айзенменгера, окутав его облаком духов. Он старался не смотреть на ноги женщины, но, очевидно, старался не слишком усердно, потому что успел заметить: они красивые и хорошо справляются с задачей поддержания симпатичного туловища. Сквозь открытую дверь позади него он услышал жужжание ксерокса. В этот момент он почему-то подумал, что запах духов Елены Флеминг ему нравится. Возможно, стоит простить ей ее адвокатские штучки.
Неожиданно жужжание за спиной Айзенменгера смолкло, и он едва ли не кожей ощутил установившуюся тишину. На столе Елены он заметил фотографию двоих мальчиков лет шести, свесивших ноги с толстого разветвляющегося сука дерева. Устройство в соседней комнате опять начало ритмично жужжать, но тут же вновь остановилось.
— Черт!
— Какие-то проблемы? — обернулся он, прекрасно понимая, какие именно проблемы там возникли.
— Бумага застревает. Если это случается, то обязательно повторится еще раз десять на дню.
Елена пнула аппарат, и тот ответил ей глухим урчанием. От взгляда Айзенменгера не укрылись царапины и вмятины на нижней части корпуса ксерокса, нанесенные ему, по-видимому, во время предыдущих размолвок.
Он поднялся с кресла и подошел к мисс Флеминг. Ксерокс был старый и, очевидно, за свою копировальную карьеру выслушал такое количество оскорблений и столько раз подвергался физическому наказанию, что ему уже на все было наплевать. Елена Флеминг, встав на одно колено, пыталась открыть дверцу, но либо ту заело, либо она не хотела открываться из упрямства. Айзенменгер опустился на колени рядом с Еленой, как бы присоединяясь к ее молитвам.
— Разрешите? — произнес он.
Елена отняла руки от дверцы. На лице женщины было выражение, которое Айзенменгер затруднился бы определить.
Корпус ксерокса весь был побитым и помятым, он даже немного прогнулся. Доктор не стал дергать дверцу на себя, а принялся аккуратно тянуть ее, при этом слегка приподнимая. Третья попытка оказалась удачной: Айзенменгеру удалось-таки открыть дверцу, и взору его предстали интимные подробности внутренней жизни машины. Смятый лист бумаги застрял между двумя валиками.
— Вот что значит мужчина! — иронично прокомментировала Елена победу доктора. Айзенменгер молча запустил обе руки в аппарат, стараясь вытащить лист бумаги, не порвав его.
— Не в этом дело, — ответил он наконец, извлекая смятый лист. — Просто в любом деле требуется хоть немного здравого смысла, только и всего.
Она взяла лист бумаги — практически выхватила его из рук доктора, — захлопнула дверцу и отошла в сторону, чтобы выбросить испорченную бумагу в корзину. Ноги ее при этом, к сожалению профессора, ушли вместе с ней. Доктор со вздохом поднялся.