Пир плоти
Шрифт:
Поставив чашку на стол, Елена съежилась в кресле. Она обхватила колени руками и теперь казалась Айзенменгеру маленькой и беззащитной, даже несмотря на жесткое выражение своего очаровательного лица. Доктор смотрел на нее и думал: что же она имела в виду, когда говорила о «свободном падении»? Полную растерянность, распад личности? Глядя на эту красивую, в совершенстве владевшую собой женщину и на безупречную чистоту и порядок, которые ее окружали, трудно было представить, что она могла когда-либо
— Вы ведь не специализируетесь по уголовным делам? — спросил он в конце концов.
Этот невинный вопрос, похоже, застал Елену врасплох. Она задумчиво посмотрела на доктора своими убийственно зелеными глазами и, помолчав, ответила:
— Нет.
Он улыбнулся, чтобы смягчить замечание, которое могло смутить ее:
— Я так и подумал.
— А какое это имеет значение? — Она опять насторожилась, окружив себя стеной еще более высокой и прочной, чем прежде. — Разве то, что я занимаюсь в основном бракоразводными процессами, завещаниями и разрешением гражданских споров, — это какой-то недостаток?
— Нет, конечно. Когда глядишь на вас, и мысли не возникает о каких-либо недостатках.
В ответ на этот несколько неуместный комплимент она, вполне естественно, только презрительно фыркнула:
— В конце концов, добрая треть моих дел так или иначе связана с криминалом! — И когда доктор ничего не ответил, она добавила со вздохом: — Правда, с убийствами мне до сих пор не приходилось сталкиваться.
— И со вскрытиями, я полагаю, тоже.
На ее полных красных губах промелькнула улыбка.
— Это заметно?
— Немного.
— Послушайте, — спросила она, наклонившись к нему, — а почему вы так внимательно изучали ее лицо?
Доктор начал объяснять, о чем говорят ссадины и ушибы, как по состоянию тканей и клеточным изменениям можно определить, каким образом и когда они появились, но вряд ли до Елены доходила даже половина из того, что он говорил. Тем не менее она выслушала Айзенменгера с вежливым интересом.
— И все же я не понимаю, как вы можете заниматься этим.
— Чем именно? Сдиранием кожи с лица или вскрытием трупов вообще?
— И тем, и другим.
Рано или поздно все обязательно спрашивали об этом.
И, говоря по правде, ему нелегко было ответить на этот вопрос. Действительно, чего ради посвящать свою жизнь кромсанию трупов, чего ради рыскать по следам чужих несчастий, чужого равнодушия или жестокости? Что за радость залезать в желудок и ковыряться в пищевой каше в поисках каких-нибудь таблеток, рассматривать отметины, оставленные иглой, копаться в экскрементах, гное и желчи?
Он и сам не раз спрашивал себя об этом, и все ответы, приходившие ему в голову, удовлетворяли его лишь в течение тех секунд, которые
Он посмотрел на часы. Уже перевалило за полночь. Как ему ни хотелось побыть здесь еще и поговорить с Еленой, пора было уходить. Он поднялся и сказал:
— Боюсь, придется объяснить это в другой раз, мне пора ехать. Надо еще обдумать результаты вскрытия и написать заключение.
— Неужели вы будете делать это сегодня ночью? — удивилась она.
— А почему бы нет? — улыбнулся он в ответ. — В конце концов, я теперь живу один.
— Ах да, я и забыла, — рассмеялась она. Неизвестно почему этот смех доставил ему большое удовольствие.
Елена поднялась вслед за Айзенменгером, чтобы проводить его. Он же, прежде чем выйти в коридор с толстым красным ковром, неяркими лампами на стенах и абстрактными гравюрами в рамках, обернулся к хозяйке:
— И будьте осторожны, Елена. Я говорю это серьезно.
— В каком смысле?
— Из-за Мари.
Елена приоткрыла рот, не зная, обратить ли сказанное Айзенменгером в шутку или воспринять всерьез.
— О!.. Но почему?
Айзенменгер замялся, подыскивая слова.
— He думаю, что она действительно что-нибудь выкинет, но если даже она не знает, в какой квартире вы живете, то знает дом.
— Понятно, — протянула Елена задумчиво.
— Мне очень жаль, что так получилось. Вы тут, конечно, ни при чем, но Мари, похоже, думает иначе.
Елена некоторое время молча смотрела на Айзенменгера, затем произнесла так, будто признавала его правоту:
— Я понимаю, что вы имеете в виду.
Они продолжали смотреть друг на друга. Неожиданно она наклонилась и прежде, чем закрыть за Айзенменгером дверь, поцеловала его в щеку.
Еще только отпирая дверь своей квартиры, он услышал телефонный звонок. В спешке он споткнулся и ударился коленом о дверной косяк.
— Я слушаю.
Ему ничего не ответили. Через пару секунд молчание сменилось гудками. Потирая колено, он со вздохом положил трубку.
Мари, конечно. Он не знал, смеяться над очередной ее выходкой или плакать. Похоже, она строила свою жизнь по образцу старых фильмов и еще более старых романов. И вместе с тем он испытывал страх.