Пир Валтасара
Шрифт:
– Вы, конечно, выполнили своё обещание, сударь?
– В том-то и дело, что нет, ваше преосвященство… Но без всякого злого умысла. Первое завещание уже потеряло юридическую силу… Я ждал, что его сын появится у меня или подаст о себе весть. Время от времени я… снабжал его деньгами, с согласия отца, конечно. Но в этот последний год он не появлялся, а я… все откладывал… Само по себе уничтожение первого завещания – акт пустяковый… Даже трудно объяснить, зачем я продолжал хранить его. Может, главная причина – в моем отношении к мальчику… Я хорошо знал его и… решение старика считал очередным жестоким чудачеством и несправедливостью… Они ведь не ладили. Сын пошёл не
На днях он позвонил мне снова. Его первым вопросом было, уничтожил ли я то, первое завещание. Я сказал, что уничтожил. Я солгал ему, но… Я мог исправить ложь тотчас же, как закончится телефонный разговор. Его дальнейшие слова удивили меня. Он сказал: «Поклянись, Феликс, что ты действительно уничтожил первое завещание». Что было делать? Я сказал: «Клянусь». Если бы я только мог предполагать… После этого он велел мне уничтожить и второе завещание, сейчас же, до окончания нашего разговора. Я понял, что он очень возбуждён, и не стал возражать. Я открыл сейф – такие завещания хранятся в особом сейфе, рядом с моим кабинетом, – взломал печати, порвал завещание на мелкие клочки и сжёг его в специальной электрической печи, стоящей у меня в кабинете. И он снова велел мне поклясться, что я действительно сжёг второе завещание. Ему хорошо известно, что я честный человек и ревностный католик… Я поклялся и почувствовал по его тону, что ему сразу стало легче. Мы поговорили ещё немного, он даже шутил, а потом вдруг сказал мне, что хочет встретиться со мной, чтобы составить новое завещание. И предложил приехать в Акапулько. И вот я здесь, монсеньор, на мне тяжкий грех клятвопреступления и… самое ужасное, что они … вероятно, уже догадываются, что с завещанием дело обстоит не так, как им хотелось бы. Если я не ошибаюсь, я обречён – ничто не спасёт меня. Мне остаётся молить вас, ваше преосвященство, облегчить мои последние часы – снять с меня бремя тяжкого греха.
– Сударь, – сказал «кардинал», наклонив голову и испытующе глядя на Крукса поверх тёмных очков, – не проще ли вам признаться во всем вашему клиенту и, насколько я понял, другу, попросить у него прощения? Оно снимет с вас грех клятвопреступления.
– Увы, ваше преосвященство, – прошептал Крукс, низко опуская голову, – я лишён возможности последовать вашему доброму совету. Сегодня утром Цезарь погиб в авиакатастрофе.
– Цезарь? – поднял брови «кардинал».
– Его так звали, – тяжко вздохнул Крукс – Мы не виделись с ним больше после того телефонного разговора.
– Значит, этот достойный человек, уйдя из жизни, не оставил завещания?
– Осталось его первое завещание, – прошептал Крукс, не поднимая головы. – Я так и не уничтожил его.
В комнате воцарилась тишина. Стив пытался сообразить, что ему дают полученные сведения. Уточнять сейчас подробности было бы рискованно… Кое-кто из журналистов пытался связывать африканские владения Фигуранкайна именно с ОТРАГом, но надёжных данных ни у кого не было. Слова Крукса кое-что проясняли, но не до конца. Во всяком случае, нить снова ухвачена; она настолько осязаема, что может завести далеко. Неужели Старик сознательно дал ему эту возможность? Ведь если ОТРАГ – это капиталы Фигуранкайна… Такое может стать сенсацией года. Вопрос в том – захотят ли рисковать владельцы газеты?
Феликс Крукс продолжал сидеть, низко опустив розовую лысую голову. Стиву стало почти жаль его… Правда, грозящую опасность адвокат, конечно, преувеличивает. Сейчас ему едва ли что-либо угрожает, но после того, как будет
– Мне искренне жаль вас, сударь. По собственной неосторожности вы попали в трудное и двусмысленное положение, Я не думаю, чтобы кто-нибудь мог быть опасным для вас сейчас, тем более тут, в Мексике. Надеюсь, всё, что я сейчас услышал, это правда…
– Чистая правда, ваше преосвященство, чистейшая, как вода в этом графине.
– Хорошо. Я принимаю вашу исповедь и готов отпустить вам грехи, но… наложу на вас… наказание. Вы переведёте, скажем, двадцать тысяч долларов в фонд помощи бедным детям Латинской Америки. Вас не обеднит такая сумма?
– Нет, конечно. Я сейчас же подпишу чек.
– Нет. Вы переведёте деньги непосредственно благотворительному обществу сразу, как возвратитесь в Нью-Йорк. Адрес вам известен?
– Разумеется.
– Значит, сразу по прибытии. Не забудьте!
– Ваше преосвященство, клянусь вам…
– Не надо… А теперь властью, дарованной мне церковью, снимаю с вас грех лживой клятвы и отпускаю прочие менее серьёзные прегрешения. Идите с миром, и да хранит вас Бог.
Адвокат склонился в низком поклоне. Стив коснулся ладонью его мокрой от пота лысины и потом протянул ему руку, которую адвокат осторожно поцеловал.
Затем «кардинал» проводил гостя до дверей своих апартаментов и, когда тот выходил, убедился, что в коридоре никого не было.
Возвратившись в гостиную, Стив прежде всего выключил магнитофон под столом и вынул кассету. Подбросив её на ладони, Стив невольно подумал, что её цена намного превышает сумму, которую Крукс переведёт бедным детям Латинской Америки. Не снимая облачения, Стив прошёл в кабинет и присел к письменному столу. Теперь оставалось «вылепить» из тех сведений, которыми он уже располагал, несколько сенсационных «конфеток» для читателей «Калифорния таймс», передать их по ночному телетайпу из пресс-центра Акапулько Старику в Лос-Анджелес и позвонить Мэй.
Позвонить Мэй Стив всё-таки не успел. Когда около трех часов ночи он возвратился из пресс-центра в «Континенталь», в холле отеля он неожиданно столкнулся с Феликсом Круксом. Адвокат, видимо, собрался уезжать. Он был в плаще, с жёлтым кожаным портфелем в руках, за ним следовал бой с чемоданом и сумкой.
Увидев Стива, адвокат обрадовался:
– Сеньор Эспиноза, какая удача! Мне пришлось ускорить отъезд, но я не решился тревожить вас ночью…
– А я уже не лягу сегодня, – объявил Стив, пошатнувшись, и ухватился за руку адвоката, который поспешил его поддержать. – Мы с приятелем были в одном месте… Ну, знаете, скажу я вам, такие женщины – увидеть и умереть. Да… – Стив захохотал. – Приятеля пришлось оставить там, а я вот вернулся… А то брат будет сердиться. Он у меня строгий, сеньор Крукс, да… Вы много потеряли, что отказались пойти с нами…
– Дорогой сеньор Эспиноза, – перебил Крукс со страдальческим выражением лица, – я тороплюсь в аэропорт, самолет через час с небольшим. Я бесконечно благодарен вам, я теперь ваш должник, и когда будете в Нью-Йорке…
– Значит, надо выпить на дорогу! – закричал Стив. – Я не отпущу вас так. Хочу выпить за ваше здоровье, сеньор Крукс.
И Стив подхватил адвоката под руку и, пошатываясь, потащил к бару.
– Ну хорошо, – вздохнул Крукс, когда Стив усадил его на круглый табурет у блистающей никелем мраморной стойки. – Только плачу я.