ПираМММида
Шрифт:
Охранников он теперь ненавидел. Те это чувствовали и прятались от него, стараясь не попадаться лишний раз на глаза. Вообще в доме царила мертвая тишина. Все ощущали, что происходит нечто необычное.
Прошла неделя. Впервые за все эти годы Русин на выходные никого не выписал.
— Скажи, не надо пока, — смущенно сообщил он повару, бегая глазами. Ему отчего-то было стыдно.
Повар лишь коротко глянул на него, помялся, но ничего не сказал.
— Это временно, — хрипло добавил Русин и сразу же вышел.
Но эта сцена подействовала
Он любит Аллочку! Любит — и все тут. Несмотря ни на что. И душа его, воля, разум, здравый смысл — все растворяется, как железо в кислоте, в этой всепоглощающей любви. В любви и нежности.
Все рушится! Весь его мир. Весь его с таким трудом созданный рай. Ева уже протянула, смеясь, руку к яблоку, а он стоит рядом и ничего не может сделать. Не может ей помешать. Яд любви уже проник в его вены и лишил воли. Яд любви и нежности. Нежности и любви… Нежность и любовь… Любовь и нежность…
«Нежность», «нежность»!.. — криво усмехнулся Русин и тряхнул головой. — Рифмуется, как известно, в русском языке со словом «промежность». И это, похоже, неспроста… Ладно!! Посмотрим!
***
— Ну что? — нарочито-небрежным тоном первым делом спросил Русин у выбежавшего ему навстречу повара, заходя в дом. — Улетела?
— Да, все в порядке, Вадим Евгеньевич, улетела! — спеша, затараторил тот.
— Спросила что-нибудь? — дрогнувшим голосом глухо поинтересовался Русин, опуская глаза. — Почему, мол, да как?
— Нет, ничего не спросила, Вадим Евгеньевич, — испуганно пробормотал повар. — Только побледнела очень, — после паузы тихо добавил он.
— Я тебя не спрашиваю, блядь, побледнела она или нет!! — в бешенстве заорал Русин и швырнул снасти на пол. — Я тебя спрашиваю просто, что она сказала!! — он грохнул изо всех сил дверью своего кабинета и повернул ключ на два оборота.
Постоял немного, переводя дыхание и успокаиваясь, и лишь потом медленно подошел к столу. На столе, на самом видном месте, лежало ее колечко. Дешевенькое, тоненькое, с каким-то маленьким невзрачным камешком. Больше ничего. Ни записки, ничего.
***
Русин принялся пить. Не так, как раньше, а по-настоящему. Он пил, напивался, засыпал прямо за столом, просыпался и снова пил. День,.. другой,.. третий…
Надо выдержать, надо выдержать! — твердил он про себя. — Хотя бы две недели. А потом уже посмотрим. Если ничего не изменится, не спадет это наваждение — ну, можно и жениться в конце концов. Все же в моих руках! Как я захочу, так и будет. Где она живет известно, чего там!.. Прикажу — завтра
Но надо же мне было хотя бы срок испытательный себе назначить, хотя бы две недели! Нельзя же так вот, сразу, с бухты-барахты, за три дня все решать! «Любовь с первого взгляда», блин! В моем-то возрасте! Две недели — не такой уж большой срок, если уж на то пошло…
А что поступил с ней так, по-скотски!.. Ну, извинюсь, она поймет. Объясню, что не мог я иначе!! Не хватило бы у меня сил так ее отослать! По-людски. По-человечески. Вот и пришлось, блядь… На рыбалку уехать…
Но почему мне так плохо?! Почему!?.. Я же прав!! Почему!!!???..
***
— Вадим Евгеньевич! Вадим Евгеньевич!
— А?.. Чего там еще?.. — Русин с трудом разлепил заплывшие глаза и мутно уставился на стоявшего рядом у стола встревоженного охранника. — Ну?!..
— У нас ЧП!
— Какое еще «ЧП»!.. — с отвращением пробормотал Русин, ища глазами водку. Смотреть на охранника он не мог. Ему было даже противно рядом с ним находиться. Сразу же лезли воспоминания. Картинки перед глазами вставали… Как тогда, в этом самом зале… Твою мать!!! Что все они будут уволены, он уже решил твердо. Вот только протрезвею, и…
— Эта девушка, Алла…
Рука Русина, тянущаяся к бутылке, замерла.
— Ну? — тяжело поднял он глаза на охранника. — Что «эта девушка»?
— С ней несчастный случай произошел, — охранник сглотнул. — Муж в нее из охотничьего ружья выстрелил. И она в бреду Вас все время звала. У Вас, Вадим Евгеньевич, теперь неприятности могут быть с органами. На допрос могут дернуть. Наш человек предупреждает, чтобы Вы никуда пока отсюда…
— Вызывай вертолет, — мертвым голосом перебил его Русин.
— Что? — не понял охранник. — Я говорю...
— Вызывай вертолет, — монотонно повторил Русин и посмотрел охраннику прямо в глаза. Охранник попятился. — Немедленно! И телефон мне принеси. Живо!
***
— Не смотри на меня, любимый, — прошептала Аллочка, пытаясь отвернуться. — Я сейчас некрасивая.
Лицо ее было все в синяках. У Русина сердце сжалось от жалости.
— Ты самая красивая девушка на свете, — срывающимся голосом произнес он, изо всех сил пытаясь справиться с душившими его рыданиями. По лицу его катились слезы. — Я люблю тебя! Прости меня.
— Ты плачешь, милый? — удивленно сказала Аллочка. — Не плачь, не надо! И не вини себя ни в чем. Это я во всем виновата. Не надо мне было к тебе приезжать. Просто мне деньги очень нужны были. Деньги! Развестись чтобы… Жить было негде… Деньги… Вот меня бог и наказал… — она заметалась на кровати. У нее начался бред. — Я тебя люблю!.. Люблю… Ты же видишь. Не прогоняй меня!.. Почему?..
Русин, не в силах больше сдерживаться, припал к ее руке и, рыдая, стал покрывать ее поцелуями.
— Прости меня!.. — задыхаясь, твердил и твердил он. — Прости!.. Прости!..