Пиранья против воров (Пиранья-5)
Шрифт:
Лизочка покорно потащилась к нему, спотыкаясь и тихонечко хныкая. Среди женской части археологов послышалось тихое всхлипыванье.
Плохо, когда у человека нет ничего, кроме дуры в руке и желания покуражиться на всю катушку, подумал Мазур. Сразу видно, что ни малейшего опыта обращения с пленными или заложниками у дурня нет. Так и оставил стоять всей толпой с поднятыми руками, не рассортировал по половому признаку, не связан, не обыскал... Видимо, вес дело в том, что он давненько не получал сдачи. Пора учить жизни обормота...
Он прикинул кое-какие возможные траектории, перемещения, маневр... Получалось вовсе даже не безнадежно.
ГЛАВА
Ничего выдающегося не произошло - Мазур попросту шагнул вперед, спокойно, с ленивым видом, чтобы не спровоцировать резким движением автоматную очередь в упор или заряд от кого-то из обормотов с ружьями. Автоматное дуло, разумеется, дернулось в его сторону, но скорее уж с легким удивлением, если можно так выразиться. Мазур шел вперед небрежно, неспешно. Он уже составил себе некоторое представление об этом типе, взявшемся разыгрывать этакого монгольского полководца - и видел, что дурной истеричности в нем нет. Зато позерства хоть отбавляй, а это позволяет кое-что просчитывать...
– Эй! Стоять!
Мазур остановился, тщательно рассчитав дистанцию - она не годилась для броска, но все же была чертовски близка к необходимой. Взял за плечи остолбеневшую Лизавету, легонько переставил ее в сторону - она так и осталась на том месте - вполне доброжелательно улыбнулся атаману и с ходу спросил:
– А как насчет приличного выкупа и последующего мирного расставания, господин потомок Чингисхана?
– В смысле?– настороженно осведомился сагаец.
– Я тебе скажу откровенно, старик, - начал Мазур ленивым, внушительным тоном.– Мне вся эта кутерьма с пальбой и публичным траханьем моих сотрудников абсолютно ни к чему. Да и тебе, я думаю, приятнее было бы золотишком в кармане позванивать, чем комедию ломать...
Как бы там ни обстояло с азиатской загадочной непроницаемостью, Мазур явственно видел вспыхнувший в раскосых глазах деловой интерес. Он бил наверняка. Он кое-что читал об археологии и археологах. Сплошь и рядом - и не только в России, отнюдь - местное население твердо уверено, что интерес археологов к битым горшкам и ржавым гвоздям насквозь показной, а на самом деле они, хитрюги, прочитали в своих пыльных летописях о бесценном золотом кладе, каковой и выкапывают целеустремленно, маскируя подлинные цели болтовней о научном значении позеленевших бронзовых бляшек и просверленных раковинок. Ни во что люди не верят так яростно и убежденно, как в то, что их ближние скрывают от них золотишко...
– Ну, и как тебя понимать?– спросил атаман, сделав своим встрепенувшимся орлам знак оставаться на месте, что безусловно было добрым признаком.
– В самом прямом смысле, - сказал Мазур.– Ты тут что-то говорил насчет дани? Идея, в принципе, толковая. Я только, уж извини, не склонен отдавать тебе все. Это не бизнес, милый... а вот если ты будешь умным, то у нас может получиться долгий и очень даже взаимовыгодный бизнес... Как насчет доли? В обмен на долгое сотрудничество?
Физиономия атамана приобрела весьма примечательное выражение - он хотел верить и опасался подвоха... Клюнул клиент, почти весело констатировал Мазур, повело клиента...
– Ты о чем?– спросил сагаец настороженно.
– О золоте, братишка, о золоте, - сказал Мазур.– Ты себе не задавал вопрос, что среди этих милых советских интеллигентов делают такие ребятки, как мы, на такой вот машинке?– он кивнул в сторону черного "крузера", изрядно запылившегося на проселочных
Атаман усмехнулся:
– А может, проще тебе пятки в костер сунуть? Чтобы сам все выдал, без всяких договоров...
– Братишка, ты, по-моему, человек умный, - сказал Мазур спокойно.– Пятки в костре - это, конечно, убедительно... только где у тебя при этом раскладе гарантии, что я тебя не обману? Что настоящее место покажу? И потом, меня ж искать будут, серьезные люди, рано или поздно у тебя неприятности начнутся... Может быть, и в самом деле проще договориться? Тебе - разумную долю, а нам легальную прописку на твоей территории...
Больше всего он боялся, что ученая дама завопит сейчас от большого ума что-нибудь вроде: "Да что вы такое несете, товарищ?" - и этим, конечно, не совершит ничего непоправимого, но ситуация обострится и осложнится...
Нет, обошлось. Бедные гробокопатели настолько сомлели от страха, что вмешиваться не собирались...
– Ну, подумать надо...– сказал в конце концов атаман.– Вообще-то я еще не видел ни крупицы золотишка...
– Ну вот и посмотри, - сказал Мазур самым естественным тоном. Запустив два пальца в нагрудный карман куртки жестом, который никак нельзя посчитать попыткой коварно выхватить оружие, шагнул вперед. Шаг, еще шаг... Атаман заинтересованно уставился на его показавшуюся из кармана руку...
В заученном прыжке Мазур ушел вправо, с линии огня, левой ногой подбил атамана под коленный сгиб, завалил на себя: прикрываясь его телом, отключив попутно одним жестоким ударом, выхватил автомат. Короткой очередью, всё еще прикрываясь оседавшим телом, срезал типа с ружьем, прыгнул влево, в полете давя на спуск...
Он упал умело, перекатился, вскочил на ноги. Второй с ружьем, настигнутый столь же короткой очередью, уже вытягивался на земле. Оставался третий, с карабином, оставленный на десерт по причине полной его боевой безвредности. Мазур вскочил, несколько секунд помедлил, давая тому возможность аж несколько раз надавить на спуск. И лишь потом, когда тот сообразил, что к чему, дернул затвор, аккуратно скосил его недлинной очередью в три патрона.
Перевел дыхание. Все, с кем он в темпе поработал, лежали неподвижно, трое жмуриков и один живой - а прочие так и стояли, изображая финальную сцену бессмертной пьесы "Ревизор". Следовало ковать железо, пока горячо, пока не начались сопли, вопли и интеллигентские дискуссии о природе вещей и явлений.
– Внимание!– громко сказал Мазур, держа автомат в опущенной руке.– Здесь нам больше делать нечего. Черт их знает, сколько их еще поблизости... Слушай мою команду: на сборы - ровно десять минут. Все пожитки - навалом в грузовик. Сами - туда же. Я сказал - десять минут! Кто замешкается, здесь и останется. И он рявкнул так, что любой старорежимный старшина-сверхсрочник удавился бы от зависти: - Я кому сказал, мать вашу? Выполнять! Шмотье в машину, десять минут на сборы!