Пират
Шрифт:
На следующее утро мы отправились на охоту. Я выстрелил в оленя с близкого расстояния и промазал. К концу дня у нас было две лани, одна косуля и один олень — все не мои. Мы выпотрошили убитых животных и отнесли в лагерь, где слуги освежевали туши чуть ли не быстрее, чем я написал эту фразу, и начали нарезать мясо для копчения.
Я спросил, не оставим ли мы часть мяса на ужин, и парень, к которому я обратился, плюнул мне под ноги. Его звали Ганье. На башмак мне он не попал, да и не метил в него, полагаю, но мне такое поведение не понравилось. Потом мужчина по имени Мелин объяснил мне, что, по обычаю Берегового братства,
На следующий день мы добыли шесть животных, и я опять не убил ни одного. Когда мы вернулись в лагерь и слуги принялись готовить ужин для нас, Ганье попросил меня показать мой кинжал. Я вытащил клинок и отдал ему. Он с восхищением рассмотрел его и попросил показать ножны. Взяв у меня ножны, он вложил в них кинжал и засунул себе за пояс.
Когда я попросил отдать кинжал, он просто послал меня подальше. Тогда я сбил парня с ног, крепко пнул пару раз и отобрал у него клинок.
В следующий миг охотники схватили меня и сказали, что мы с Ганье должны драться на дуэли. Мелин объяснил, что это будет честная дуэль, на мушкетах.
Дальше произошло следующее. Мелин отмерил двадцать шагов неподалеку от лагеря. Мы с Ганье встали на этом расстоянии друг от друга и выстрелили из мушкетов в воздух, чтобы заново зарядить оружие для дуэли. Потом заложили в ствол пороховой заряд, забили шомполом пулю, насыпали затравочный порох на полку и так далее. Ганье управился гораздо быстрее меня и стоял, поставив мушкет прикладом на землю, пока я заканчивал. Мелин велел мне встать точно так же.
— Теперь я буду считать до трех, — сказал нам Мелин по-французски. — Насчет «три» стреляйте. Если вы оба промахнетесь, можете перезарядиться и снова выстрелить, коли пожелаете. Поединок ведется до первой крови.
Это означало, что я должен был одержать победу с первого выстрела, поскольку Ганье заряжал ружье гораздо быстрее меня. Я решил, что целится и стреляет он тоже гораздо быстрее. Поэтому я вот как придумал: выстрелить первым, очень быстро, бросить мушкет и дать деру. Уже сгущалась тьма, все здорово устали за день, и я рассудил, что у меня есть хорошие шансы убежать. Я попробую забрать обратно свой мушкет, когда все заснут. Если не получится, буду жить в джунглях, как Валентин, пока не подвернется еще какой-нибудь случай.
Мелин откашлялся. Я не смотрел на него. Ганье тоже. Мы смотрели друга на друга.
— Un.
Казалось, прошла целая вечность.
— Deux.
Я приготовился — мой противник тоже. Я видел ненависть в его глазах даже с расстояния двадцати шагов. Я знал, что я собираюсь сделать.
— Trois!
Я вскинул мушкет, прицелился в Ганье и выстрелил. Мушкет сильно дернулся вверх и назад, но я чудом удержал его в руках.
Пару секунд я не видел Ганье из-за дыма. А когда увидел, он стоял сложившись пополам. Мушкет он выронил, я мог лишь таращиться на него, не веря своим глазам. На его месте должен был быть я.
Мелин подошел к упавшему Ганье и присел на корточки. Спустя несколько мгновений он встал, сообщил, что Ганье мертв, и сказал, что теперь нам следует поужинать и лечь спать. Ганье был первым
На следующее утро он по-прежнему лежал там, когда мы отправились на охоту. В тот день я завалил оленя одним выстрелом, хотя Жуару пришлось добить его выстрелом в голову в упор. Ко времени нашего возвращения в лагерь слуги убрали тело Ганье. Я так и не узнал, что они с ним сделали.
Я охотился с буканьерами пару месяцев. Иногда я стрелял метко, а иногда промахивался даже с близкого расстояния — если вы охотник, то знаете, как такое случается. Ко времени, когда мы отправились на Тортугу, я крепко подружился со всеми четырьмя парнями.
Там был захудалый городишко, сплошь лачуги, построенные из подручных материалов и крытые пальмовыми листьями. Ты мог купить там практически все, включая белых слуг вроде Валентина и чернокожих рабов. Мне сказали, что с рабами хозяева обычно обращаются лучше, чем со слугами. Это потому, что раба ты берешь на всю жизнь. Если покупаешь белого слугу на три года и он помирает через два года одиннадцать месяцев — какое тебе дело? Если подумать, ты только сэкономил на еде для него! Я посетил несколько аукционов с мыслью, что, если разница в ценах на Ямайке и Тортуге значительна, оборотливый делец может хорошо заработать на перепродаже. Цены были чуть ниже, возможно, но в целом такие же.
Я купил для Валентина мушкет и мушкетную сумку. А также штаны и рубаху. Мы ходили главным образом в кожаной одежде, но я решил, что Валентину нежелательно выглядеть человеком, проведшим на острове долгое время. Я хотел купить для него медную пороховницу вроде моей, но там продавались только роговые. На широком конце рога находилась крышка, которую ты откидывал, чтобы его наполнить, а на узком конце имелась заглушка, которую ты вытаскивал, чтобы засыпать порох в ствол. У всех буканьеров были только такие пороховницы. Недостаток пороховых рогов заключался в том, что тебе приходилось отмерять заряд на глаз или использовать отдельную мерную емкость.
Я спросил насчет затравочного пороха, и у лавочника имелись в продаже маленькие рога для него. Но он сказал, что для затравки можно использовать крупнозернистый порох, надо лишь растирать его пальцем прямо на полке. Никаких металлических предметов, чтобы случайно не высечь искру. Поэтому я купил только большой пороховой рог. В мушкетную сумку он не помещался. Его носили через плечо на шнуре.
Вы уже, наверное, поняли, что я чуть не забыл купить. Я спохватился только утром последнего дня нашего пребывания на Тортуге и бросился в ближайшую лавку, где приобрел зеркало, расческу и ножницы для Валентина.
Я смог купить все необходимое (и еще разную всячину для себя) на деньги, заработанные охотой. Денежный пояс я по-прежнему носил под рубахой. Я прятал его от посторонних глаз и никогда не прикасался к золоту. Незадолго до отъезда с Тортуги остальные охотники стали приходить ко мне один за другим с просьбой одолжить немного денег на разные необходимые покупки. Главным образом на порох и свинец для отливки пуль. Все деньги, заработанные за несколько месяцев охоты, они промотали за считанные дни — пропили, или проиграли, или потратили на женщин. Чаще — первое, второе и третье сразу. Желая покрепче подружиться с ними, я дал каждому в долг, но немного. Они пообещали вернуть деньги до нашей следующей поездки на Тортугу.