Пират

Вулф Джин Родман

По правде сказать, я сомневался, что мне доведется побывать на Тортуге еще раз. Наверняка в скором времени какой-нибудь славный корабль, где требуются рабочие руки, придет на наш остров за копченым мясом. Так я тогда думал. Я постоянно вспоминал «Виндворд» и чудесные дни плавания на нем. К тому времени я был хорошим моряком и знал это.

Мы погребли обратно к Испаньоле — я с мыслью о хорошей должности на корабле, а мои товарищи с мыслью о дальнейшей охоте, насколько я понимаю. Несколько дней мы не охотились, но, прежде чем продолжить повествование,

мне следует сказать, что у нас была пирога — большая лодка, выдолбленная из ствола дерева, какими пользуются коренные американцы. Пироги очень легки в управлении, хотя у них нет киля, позволяющего установить мачту и идти под парусом. В любом случае парус на них не станет хорошо тянуть, если команда не будет постоянно работать веслами, чтобы пирогу не сносило ветром слишком сильно.

В день нашего возвращения в лагерь я отправился в глубь острова и отыскал в горах пещеру, где мы с Валентином прятали наше копченое мясо. Я оставил там мушкет с мушкетной сумкой, зеркало и все прочее. Я оставил также свою большую медную пороховницу, поскольку к тому времени привык к пороховому рогу и не хотел с ним расставаться. Если бы меня спросили тогда, я бы с уверенностью сказал, что Валентин присоединится к нам через несколько дней. Он так и не появился, и в самом скором времени я порадовался этому. Сейчас я жалею, что он не пришел.

Уже на второй или третий день после нашего возвращения к острову подошли испанские военные корабли. Один имел на борту примерно шестьдесят пушек, второй — около сорока, а третий, гладкопалубный трехмачтовик, — двадцать. Поначалу мы решили, что испанцы хотят купить у нас мясо.

Офицер, высадившийся на берег, заговорил с нами на испанском с кастильским пришепетыванием. Я его понимал единственный из всех, но притворился дурачком. Тогда он перешел на французский, такой же скверный, как мой.

— Это остров его католического величества, — заявил он. — Вы находитесь здесь без разрешения, которого вы не получите. Вы должны немедленно покинуть остров. Иначе поплатитесь жизнью за неповиновение.

— И кто же убьет нас, месье? — спросил Мелин. — Вы?

Офицер помотал головой:

— Его католическое величество.

— Видать, он отличный стрелок, месье, раз собирается стрелять в нас аж из Мадрида.

Мы рассмеялись, но офицер нахмурился, а люди, доставившие его к берегу, всем своим видом выразили готовность убить нас. В баркасе я насчитал двадцать два гребца помимо рулевого. Похоже, каждый из мужчин имел при себе пистоль и абордажную саблю.

— У его католического величества длинные руки, — сказал офицер. — Возможно, вы в этом сами убедитесь. Однако он добрый и милостивый король. Вот почему он послал меня предупредить вас. Вы должны покинуть Испаньолу до захода солнца, все семеро. Вам запрещается переправляться отсюда на принадлежащий его католическому величеству остров Тортуга. И запрещается соваться в любое другое место во владениях нашего короля. А так можете отправляться, куда пожелаете. Покиньте

остров — и вас никто не тронет. Останьтесь — и будете убиты или взяты в рабство, коли сдадитесь.

Мелин начал говорить, что мы никому не причиняем вреда и снабдили продовольствием много испанских кораблей, но офицер перебил его.

— Я не собираюсь спорить с тобой, поскольку это бессмысленно. Решение принял его католическое величество, а не я. Вы умрете или будете взяты в рабство, если останетесь здесь.

— Мы никуда не уйдем, — заявил Мелин, — и убьем каждого, кто попытается нас прогнать.

Настоящий француз пожал бы плечами. Испанский офицер развел руками. Разговор продолжался еще несколько минут, но я уже написал обо всем, что имело значение.

Как только офицер уселся в баркас, я начал пятиться к джунглям. Я знаком призвал остальных следовать за мной, но никто не сдвинулся с места.

Баркас подошел к большому галеону, и я наблюдал, как сначала офицер, а за ним гребцы забираются по штормтрапу на палубу и баркас поднимают на борт. Галеон развернулся и пушечные порты открылись.

Тогда я крикнул буканьерам разбегаться в стороны и падать на землю, но никто не пошевелился, пока орудия не выкатили в порты. Тогда Мелин крикнул всем отступать.

Никто не успел сделать и пары шагов, когда испанцы дали бортовой залп. Я находился на «Уилде», когда он дал бортовой залп по «Дукессе», но там было гораздо меньше пушек, причем далеко не таких мощных. Вдобавок тогда я стоял позади орудий, что сильно меняло дело. На несколько секунд показалось, будто на берег налетел яростный ураган. Валились деревья, ломались ветки, огромные столбы воды вырастали над нашей маленькой бухтой, и от грохота закладывало уши.

Потом вдруг снова воцарилась тишина.

Один буканьер погиб, и его слуга тоже. Имени буканьер я не помню, а слугу звали Харви. Ему оставалось работать по контракту всего три или четыре месяца, и он постоянно говорил о свиноводстве. Он знал о свиноводстве больше меня, а я знал много. Жуару оторвало руку. Мы сделали для него все, что могли, но он умер ночью.

Тяжелее всего я переживал из-за собак. У нас было около дюжины собак, и четыре из них погибли или получили столь тяжелые увечья, что нам пришлось их убить. Все они были отличными охотничьими собаками. Той ночью мы ушли глубоко в джунгли и похоронили Жуара на следующий день.

Потом мы снова стали охотиться, но держались подальше от берега и поставили второго слугу наблюдать за морем. Он должен был сообщить нам, если появится какой-нибудь корабль.

Но в действительности появились другие буканьеры, человек сорок — пятьдесят, которые плыли вдоль побережья в пирогах. Они сказали, что на остров высадилось испанское войско. Они вступили в бой и потерпели поражение — и теперь направлялись на Тортугу, чтобы отсидеться там, пока на Испаньоле не восстановится спокойствие. Они не смогли взять с собой свое копченое мясо и другие съестные припасы.