Пиратское солнце
Шрифт:
11
Рассвет застал город преображенным. Антея не поверила тому, что увидела из кружащихся окон циркового дортуара; она отправилась наружу и повисла в воздухе — увиденное никуда не делось.
Рабочие бригады, координируемые лейтенантами Чейсона, провели предыдущий день и всю прошедшую ночь, пиля Стоунклауд на части. Теперь город распался на куски, и каждый представлял собой примерно тысячефутовый район из зеленого леса, серого камня и сверкающего стекла. Повсюду тужились реактивные двигатели и пропеллеры всевозможных буксиров, такси, грузовиков и автобусов, стараясь переставить блоки в новом порядке. Раньше Стоунклауд по форме был чашей — соблюдая театральный стиль архитектуры. Теперь же эта чаша лопнула, превратившись
— Так задумано, — сказал Чейсон, когда вернулся с совещания, на которое ушел перед рассветом.
Он сидел на ее байке в каком-то эксцентричном цирковом наряде, вроде мундира, который они для него наскоро скропали («от него не требуется красоты, только приметность», — с гримасой пояснил Фаннинг) и указывал винтовкой, которую держал в руке, на всяческие особенности раздробленного города:
— Воздушное пространство внутри городских колес полно препятствий, чтобы помешать байкам или ракетам — или линкорам — проникнуть туда. Если они вознамерились стрелять по городу, им придется делать это снаружи.
— А этот… непотребный разгром?
— Выдвинуть маневренные предметы на периферию. Сформировать облако, чтобы им было трудно окружить нас. Самые уязвимые объекты — в центр. — Он снова указал. — Семафорные станции для передачи приказов из командного центра. Я сейчас направляюсь туда; заскочил, чтобы подобрать вас.
Она подпрыгнула, и он поймал ее за лодыжку, приземляя на сиденье позади себя. Они устремились в сумбур воздушного пространства, полного инверсионных следов, болтающихся канатов, семей, подталкивающих огромные сети со своими пожитками; мчащихся над, под и вокруг байков изгибающихся дельфинов и ошалевших людей в крыльях. Бурлящую сумятицу заливали светом — бессистемно, по воле дрейфа массивов растительности и зданий, — колонны солнечных лучей.
Воздух прорезала пронзительная сирена, и суденышки и люди бросились прочь от чего-то, происходящего прямо по курсу. Чейсон остановил байк, повернув его так, чтобы Антея смогла посмотреть.
Они парили возле того, что некогда было прелестным парком. Шарообразной формы, окруженный снаружи тонкой филигранью переплетающихся древесных ветвей, он хранил в себе каплю воды в двести футов в поперечнике — маленькое озеро. Парк был надрезан и счищен, словно кожура апельсина, и рабочая бригада, проделавшая эту работу, разбегалась прочь. Возле озера оставался единственный человек — дородный рабочий в каске, спрятавшийся за металлическим щитом. От какого-то предмета в его руке сквозь воздух в воду тянулись провода. Едва Антея поняла, что он собирается сделать, как он покрутил эту штуку, которую держал.
Озеро взорвалось.
Сначала в самом центре зеленоватого шара появилась белая сфера, затем сфера молниеносно расширилась, и поверхность обернулась ширящимся облаком тумана.
Чейсон повернул рукоять газа, и они помчались, обгоняя кружащиеся и дрожащие капли.
— На кой черт это сделали? — крикнула Антея сквозь шум двигателя.
— Они отбуксируют воду на окраину, чтобы устроить противоракетный барьер, — ответил Чейсон. Проносясь мимо другой бригады, он указал на рабочих, обрубающих ветки с прекрасных древних дубов. — Их заострят и построят стеной. Мы поставим за ней стрелков.
К байку пристроился катамаран —
— …Забаррикадировались в своих особняках! — вопили с катамарана. — Они стреляют по нашим людям!
— Ни с того ни с сего? — спросил Чейсон. — Или мы их чем-то провоцируем?
— Ну мы же отключили им тяжесть…
Выяснилось, что когда аппаратчики и промышленники свалили из города, кое-кто из горожан побогаче остался. Они затаились в своих поместьях, выпустив частных охранников патрулировать периметры усадеб. Мало сообщаясь с остальным городом, они безусловно решили, что Стоунклауд впал в состояние дикой анархии. Как-никак, все окрестные кварталы были разодраны на части, и сами колеса перестали вращаться. Они стреляли по любой приближающейся рабочей бригаде.
— Они запуганы, — сказал Чейсон. — Оставьте их.
И они помчались дальше.
— Грабежи действительно идут, и их масса, — прокомментировал Чейсон, — но ничего не поделаешь. Все до единого боеспособные мужчины и женщины нужны мне на баррикадах.
— Тогда это впрямь анархия!
Он сердито вздернул плечи.
— У меня пара фотографов мотаются по городу. Они снимают грабителей. Мародеры поплатятся — только что не сегодня.
Они остановились рядом с «командным бункером» Корбуса, на деле просто цирковой сферой, отбуксированной из центра амфитеатра туда, откуда была видна бoльшая часть развороченного города. Теперь с плетеной оболочки свисали несколько сигнальщиков; одни размахивали своими яркими флагами, другие следили за окрестностями вдали, высматривая входящие сообщения.
Антея не знала, то ли поражаться энергии окружающей активности, то ли похихикать над ее абсурдностью.
— И все это вы провернули за ночь?
Чейсон рассмеялся и потянулся за швартовочным канатом.
— Это все цирк, хотите верьте, хотите нет. Они всегда были организованы на военизированный манер и странствуют как отдельное подразделение. Привыкли устанавливать и разбирать подмостки в сжатые сроки.
Антея слабо себе представляла, чего ожидать от командного бункера — пожалуй, приветствия, по крайней мере. Обнаружила же она, когда взобралась в здание вслед за Чейсоном, полное светопреставление. Мужчины и женщины или летали туда-сюда, или спорили посередь воздуха, потрясая блокнотами. Цирковой шар представлял собой дебри маленьких клетушек, большинство из которых было забито ярко раскрашенным цирковым реквизитом. Кто-то натянул через это пространство раскрашенные веревки, чтобы как-то его организовать; к ним через каждые примерно тридцать футов были привязаны маленькие таблички. Чейсон и Антея проследовали вдоль синей веревки, которую пометили надписями «КОМАНДНЫЙ ЦЕНТРАЛ», сделанными разной рукой и с разными же (и довольно изобретательными) ошибками.
Центральная сфера оказалась одним большим помещением, в котором до недавнего времени стояла машинерия — если судить по незакрашенным квадратам на стенах, дыркам от заклепок и погнутым стойкам. Большую часть комнаты теперь занимала вполне терпимая модель двух городов, сооруженная из маленьких деревянных блоков, которая медленно вращалась посреди комнаты. Все свободное место на стенах украшали фотографии, многие с пометками красной ручкой или воткнутыми яркохвостыми дартсами. Личный состав нового оборонного штаба Корбуса медленно плавал в воздухе, большинство из них бешено писали, умостив на скрещенных ногах планшетки для письма.
Сам Корбус развалился на металлическом стуле, установленном над поворачивающейся картой. Антея немало слышала о нем, и не только доброе. Уже долгие годы он вел в цирке жизнь призрака, несмотря на то, что оплачивался по высшему разряду. Другие исполнители видели его только во время выступлений; в промежутках он прятался в своей маленькой каютке, со стенками и потолком из книг, и даже ими выстланная. Он был неукоснительно вежлив, говоря с людьми, но при этом страшно молчалив, как будто не до конца верил, что вправе высказываться.