Пираты Короля-Солнца
Шрифт:
— К самому Персерену, еще скажите! — рассмеялся Люк, — Одежда мне нужна была срочно, и времени бегать по лавкам у меня не было. Выручил меня ваш милейший Оливен, виконт. Он познакомил меня с вашим приятелем, неким Маниканом. Этот господин де Маникан лежал в постели и был одержим бесом, именуемым 'меланхолия' . И, как всегда в таких случаях…
— Продавал костюмы? — предположил Рауль смеясь.
— Воистину верно. Совсем новые и почти не ношеные. Мне везло! Мы с Маниканом оказались почти одного роста. Я облачился в один из его прелестных костюмов, сразу почувствовал себя человеком. О цене мы как-то быстро договорились. Этот
— Точная характеристика, — сказал Рауль насмешливо.
— Да? Но это мое первое впечатление… Итак, этот милый Маникан уступил костюмы бедному художнику с большой скидкой. Он, кстати, просил передать вам привет. Простите, что раньше не удосужился сказать вам, что достал багет и передать привет от приятеля.
— Спасибо за багет и за привет. Лучше поздно, чем никогда, — промолвил Король Пиратов.
— Жаль только, что вас облапошили на 100 ливров, — сказал Гугенот, — Бедный Апеллес! [44]
44
Апеллес — легендарный древнегреческий художник.
— Вы слишком добры, господин Гугенот, сравнив меня с Апеллесом. Но я отплачу вам той же монетой, сравнив вас с Ахиллесом, — улыбнулся Люк.
— О, на этот раз я скажу, что вы слишком добры! — возразил Гугенот, — А все-таки грех обижать бедного художника, правда, господа?
— Истинная правда! — подтвердила вся компания.
— Сто ливров не такая уж и крупная сумма, господин Гугенот. Вы сами говорили, что в карты проигрывали куда больше.
— Это цена десяти ваших кабацких портретов, — заметил до сих пор молчавший де Невиль.
— Жаль, я не знал о ваших затруднениях, — сказал Рауль, — У меня же было на руках 100 таких чеков. И наличные.
— Сто тысяч? — разинул рот Люк, — Герцог отвалил вам сто тысяч ливров?
— Не мне. Вот на что пошли чеки герцога, — Король Пиратов кивнул в сторону корзин с бутылками и фруктами.
— Не в упрек будь сказано нашему гасконцу, — заметил Гугенот, — Он бы наварился на таком поручении.
— Ну, мне-то ничего не перепало, — заметил Рауль, — Кстати, кислый виноград всучила какая-то сволочь в мое осутствие.
— Съедим и такой! — заявил Люк, — Было бы что есть!
— Бедный наш Апеллес! Подвергаться насмешкам черни, тащить через весь Париж огромную раму. Лучше уж опасный рейд в тыл врага!
— Я не тащил раму через весь Париж, — возразил Люк, — Багетная мастерская совсем недалеко от квартиры господина виконта.
— Я этого не знал, правда, Апеллес!
— Зато я наперечет знаю все художественные лавки и мастерские. И надо мной смеялись все, да и я сам над собой смеялся. Парижанам только дай повод похохотать. А повод — вот он я! Я же представлял, как это комично выглядит — золоченая шикарная рама с резьбой — цветы, виногрданые гроздья, всякие навороты… рама на ногах!рама наногахгроздья, всякие навороты… Рама, достойная полководца, принца, героя, словом, супер! И из этой супер-рамы выглядывает моя встревоженная рожа! Вот виконт вам скажет, какая великолепная была рама на той картине!
— Да, — процедил Рауль, — Рама была роскошна.
— Вы, видимо, решили, что я пожадничал? Пожалел нанять телегу, фуру какую-нибудь?
— Насчет генеральских портретов я очень сомневаюсь, — фыркнул Гугенот, — Но я уверен, что мы будем гордиться тем, что знали вас в молодые годы, когда вы станете знамениты как Рафаэль, Рубенс, Леонардо.
— И расскажем нашим потомкам! — заявил Шарль-Анри, — Но пока мы еще не генералы, а вы не Рафаэль, можем мы рассчитывать на самые простые портреты, только чтобы в банданах с лилиями?
— Да, — сказал Люк, — это я обещаю всем вам. Быть может, в будущем, изображая полководца маслом на холсте, я вспомню, каким был этот полководец в двадцать лет. Вспомню парня в бандане с лилиями.
— За это и выпьем! — предложил Оливье.
— Только не тираньте нас, сир, и не заставляйте пить агуардьенте! А все-таки, Ваше Пиратское Величество, что от вас хотел господин де Бофор, если это, конечно, не тайна?
— Вовсе не тайна, — сказал Рауль, — Я поставил свою подпись на контракте, только и всего. В двух экземплярах.
— Разве вы это не сделали еще в Париже? — удивился Люк.
— Не успел.
— А вы прочли бумагу, которую просил подписать герцог?
— Конечно. Хоть в пьяном виде, но буквы своего родного языка я худо-бедно, а разбираю. Не скажу только, что подпись вышла каллиграфическая. Подпись вышла… кляксографическая. Но, — Рауль отхлебнул из своей бутылки и лукаво заметил: — Такой вариант моей подписи мне даже больше нравится! С кляксой аккурат посреди фамилии. Клякса, кстати, чем-то напоминала этот прелестный цветок, — он кивнул в сторону розы, — Уж я постраюсь отныне во всех бумагах, что пойдут к Его Величеству, ставить кляксу!
— Рауль, ты пьян. Один раз сойдет, а потом в этом усмотрят злой умысел, — тревожно сказал Оливье, — Фрондируй, но в меру!
— Кто усмотрит? Чиновники из Морского Министерства? Или наш августейший монарх? Пусть! Мне-то какое дело? Разве клякса может служить обвинением для возбуждения дела об оскорблении величества? Или тут кроется заговор? Шифр посредством клякс? Государственная измена? Свидетельство неблагонадежности? Может, я писать разучился!
— Ай, де ми, — сказал Люк, — Вы подаете дурной пример нашим волонтерам. Бьюсь об заклад, они уже жалеют, что не наставили клякс в своих контрактах.
— А что, круто! — сказал де Линьет.
— Вообще круто! — закивал Шарль-Анри.
— Видите? У вас уже появляются подражатели. Это ребячество!
— Не профанируйте мою кляксу, — сказал Рауль, — Я и не думал дурачиться. Она у меня получилась случайно, и то по пьяни. На второй бумаге я расчеркнулся уже без кляксы.
— А герцог ругался из-за кляксы? — спросил Шарль-Анри.
— Герцог сказал 'сойдет' . Да вы что, не знаете, что он сам с кляксами пишет? Даже трезвый. И, позвольте заметить, за кляксы ругают тупые учителя малюток, только взявших в руки перо.