Писарь Первой конной
Шрифт:
— Какой парень? — спросил я, теряясь в догадках.
— Рябой такой, — ответила хозяйка. — Он зашел в дом и сразу же вышел. Я была на огороде и сказала, что тебя нет.
И что это значит, зачем ко мне приходил Юра? Друзьями мы с ним не были, общались только по службе. Я зашел в дом и следуя своей интуиции подошел к кровати, выдвинул из-под нее саквояж и открыл. Сверху на самом видном месте лежало несколько свернутых листков. Я их развернул, это были черновики из нашего кабинета.
Я выпрямился, держа бумаги в руках — на этих бумагах,
— Чего сжигаешь? — спросил Козлов.
— Ничего, — ответил я, — вьюшку хотел закрыть, а угли еще не прогорели, поэтому и мешал.
— Понятно, — сказал оперуполномоченный. В это время его напарник сунулся ко мне под кровать, выдвинул саквояж и открыл его. Он быстро просмотрел мои нехитрые вещи и разочаровано задвинул саквояж обратно.
— Придется тебе пройти с нами, — сказал Козлов.
— И что я сделал? — спросил я.
— Вот это мы и хотим выяснить, — ответил он. Я собрался, и мы вышли.
И вот я опять в том же кабинете, где был утром, на стуле посреди комнаты. Оперуполномоченный Козлов напротив за столом, Федя справа от меня.
— На тебя поступила анонимка, — сказал оперуполномоченный.
— И что, по почерку нельзя определить кто ее написал? — спросил я.
— Нельзя, она отпечатана на пишущей машинке.
— На какой машинке? На моей или Татьяны Владимировны?
— А что это можно определить? — удивился Козлов.
— Можно, шрифт каждой пишущей машинки индивидуален.
Козлов протянул мне анонимку.
— На какой напечатано это?
Я быстро пробежал анонимку глазами.
— На моей.
— Как ты определил? — спросил Козлов. Они с Федей переглянулись.
— Вот же, — показал я, — у буквы «а» сбоку лишняя черточка, а у буквы «н» плохо пропечатывается перекладина.
— Давай проверим, — сказал оперуполномоченный, мы поднялись в наш кабинет, и я на чистом листе напечатал требуемые буквы вначале на моей машинке, потом на машинке Татьяны. Мое предположение подтвердилось.
— И потом, там в анонимке сказано, что некто видел, как я встречаюсь с подозрительным человеком за околицей, а я последние две недели все время был на виду: либо в штабе, либо на тренировках кавалеристов, либо дома с хозяйкой. Единственный раз покидал село вчера вечером.
— Это мы знаем, — махнул рукой чекист. — Ты же вроде не читал текст анонимки, просто взглянул, как так быстро смог запомнить?
Это он судил по красноармейцам, которые недавно научились читать, поэтому каждое слово проговаривали вслух или вообще читали по складам.
— У меня хорошая память. Мне достаточно один раз взглянуть на документ, и я его запомню.
Козлов достал из ящика
— Запоминай, — приказал он.
Подержал так пару минут и убрал со стола.
— Можешь рассказать, что там написано?
— Да, — я стал перечислять заголовки статей и кратко рассказывать их содержание. Было видно, что особисты просто ошарашены моими способностями.
— Сами посудите, — сказал я, — если бы был вражеским агентом, мне не было бы смысла красть черновики документов, и так помню содержание всех документов, которые печатал за последнее время.
— Получается, что у кого-то есть ключ от вашего кабинета, — сообразил наконец чекист. Помогать им я не собирался. Пусть сами разбираются, лишь бы от меня отстали.
— Давай сделаем так, — сказал, подумав Козлов, — мы тебя арестуем. Покажем лазутчику, что поверили анонимке, а сами проследим за тем, кто лазает к вам в кабинет.
— Никого вы так не поймаете, — сказал я, — ваш шпион тоже не дурак, он затаится, а я буду неизвестно сколько сидеть в кутузке. Когда выйду, еще и отмываться придется. Скажут дыма без огня не бывает. За зря у нас не сажают. Для меня в этом ничего хорошего нет.
— И что же ты предлагаешь? — спросил Козлов.
— Вначале наведите порядок с документооборотом, — посоветовал я.
— С чем? — удивился Козлов. — Ну ты и слова знаешь, а ты точно простой казак?
— Проще некуда. Учился хорошо, книги читал.
— Ладно, давай про документы, чево хотел сказать?
— Здесь все-таки штаб, а не лавка купца. Нужно завести специальные книги, куда записывать кто и кому какие документы передал. Черновики уничтожать не утром следующего дня, а сразу после окончания рабочего дня. И не так, как сейчас — истопник собрал кучу бумаг и куда-то один понес. Пусть вон Федя приходит и стоит, контролирует, чтобы ни одна бумага не пропала, пока ее не сожгут.
— Мы уже думали об этом. Как лазутчика поймать, не сказал...
— Шпиона нужно спровоцировать, и он сам выдаст себя. Я могу завтра зайти к нашим переписчикам и сказать, что готовится наступление, что много работы, ничего не успеваем. Если среди них есть шпион, он попытается проникнуть в кабинет и забрать черновики. В кабинете устроить засаду.
— А чево, он дело говорит, — подал вдруг голос, до сих пор молчавший Федор.
— Вот только оба вы не подходите для засады, — сказал я.
— Это почему? — удивился Козлов.
— Вы оба курите, причем махорку. Знаете, какой запах в этой комнате стоит? Я-то некурящий, это хорошо чувствую. Переписчики никто не курит, они засаду по запаху сразу почувствуют. Если, конечно, это они.
— Об этом как-то не задумывался, — сказал Козлов. — А ты то некурящий сможешь в засаду сесть? Мы тебе еще красноармейца некурящего найдем в помощь, а сами внизу будем, пути отхода перекроем.
Я не ожидал такого поворота, но давать задний ход было поздно, это как говорится чревато.