Писарь Первой конной
Шрифт:
Рано утром в палату, где вместе со мной лежали еще шестеро раненых красноармейцев, вошла пожилая медсестра в белом халате и белой косынке на голове. Женщина ходила от кровати к кровати — одним и тем же градусником измеряла всем по очереди температуру. Я и без градусника чувствовал, что мне стало значительно легче. Потом начался обход раненых, и доктор в сопровождении медсестры зашел в палату. Когда подошел ко мне, то сразу поинтересовался, как мое самочувствие.
— Что за коновал обрабатывал вам рану! — воскликнул он. — Еще бы пару дней и у вас бы начался сепсис.
Поблагодарив
Чувствовал я себя хорошо, плечо не болело. Я надел форму и решил выйти на улицу. В госпитале ее отстирали от крови и зашили. День был солнечный, за окном был слышен гомон выздоравливающих бойцов.
Госпиталь располагался в одноэтажном деревянном здании. Я прошел мимо поста медсестры и вышел на улицу. Возле сарая с дровами курили ходячие раненые (в госпитале, соответственно есть и лежачие), некоторые сидели на чурбаках, другие стояли рядом. Меня заинтересовали слова, которые произнес молодой боец, обращаясь к более старшему товарищу.
— И чо, Серегин, ты правда штоль Ленина видел?
— Видел, вот как тебя. Роста невысокого, борода такая, немного с рыжинкой, волосы жидкие, спереди большая залысина.
— И что ж, Серегин, он тебя штоль дожидался? — насмешливо спросил кто-то из бойцов.
— Да, не. Меня красногвардейцы с донесением к товарищу Троцкому отправили.
— Так ты и самого Троцкого видел?
— Не, к Льву Давидовичу я не попал. Меня матросы не пустили. Донесение забрали, сказали сами передадут.
— Ты про Ленина расскажи! — сказал нетерпеливо молодой боец.
— Так вот, я первый раз в Смольном, заплутал в кабинетах. Вижу мужик какой-то идет с бумагами в руках, ну, я его и спросил, как к Троцкому пройти. Он остановился и говорит.
— Идите за мной товарищ, я вам покажу, — а сам на меня глядит и спрашивает: — Как там на улицах Петрограда, народ готов к вооруженному восстанию?
— Мы готовы, — отвечаю, — меня мои товарищи красногвардейцы послали товарищу Троцкому сказать, что оружия у нас хватает, а патронов маловато. Патронов бы нам добавить!
— Будут вам патроны, — сказал Ленин, — и показал мне куда значится идти. Я с ним попрощался, а сам думаю, что за человек такой? И у тех матросов, что у кабинета товарища Троцкого стоят, спросил, мол кто это такой, а они в ответ смеются:
— Так это же товарищ Ленин был.
— Во как, — воскликнул один из бойцов, — повезло тебе Серегин, самого Ленина видел!
Серегин сидел со значительным видом. «Жив останется, теперь до пенсии эту историю пионерам в школе будет рассказывать», — подумал я. Поднял голову и замер в изумлении. Через двор шла девушка, не девушка — мечта!
Говорят, есть люди, которые могут заранее сказать, как должна выглядеть девушка их мечты, причем описать все до мельчайших деталей: характер, фигуру, лицо, глаза. Я не из их числа. Никогда на эту тему даже не думал, а вот сейчас поднял глаза, увидел стройную медсестру в белом халате с белой косынкой на голове и сразу понял, это она. В руках девушка несла стопку постельного
— Здравствуйте! Можно я вам помогу? — боковым зрением заметил, как сделал шаг в нашу сторону молодой боец с забинтованной головой, но в недоумении остановился, я его опередил. Девушка посмотрела на меня.
— Товарищ, это вам вчера плечо оперировали? — строго спросила она.
— Мне.
— Ничего тяжелого вам поднимать нельзя! — сказала она и собралась идти дальше, но с другой стороны уже подскочил тот парень с забинтованной головой.
— Мне можно! — сказал он и попытался забрать у нее стопку белья.
— Вам, Артамонов, тоже нельзя, — она легко его обошла, — голова закружится.
— Она уже кружится, от вас, — сказал Артамонов и как привязанный телок пошел следом за ней. Так, понятно, воздыхатель из числа раненых и мой соперник. По возрасту явно старше меня — лет ему так двадцать пять. Я за ними не пошел, не видел в этом никакого смысла. Я и так уже заметил, что девушку провожают взглядами почти все раненные. Отступать я не собирался, но атаку в лоб считал непродуктивной. В таких делах тоньше надо действовать. Я рассчитывал, что повод познакомиться ближе еще найдется, и вернулся в палату.
— Что? Понравилась девка? — сказал широко улыбаясь, мужчина с соседней койки, которая находилась у окна. — Это дочка нашего доктора Карла Казимировича — Божена.
— Понравилась, — ответил я односложно и лег на свою койку.
— Петр Петрович, мы не договорили, — обратился к моему соседу молодой парень с руками молотобойца. У него была забинтована нога. — Если вы так рассуждаете, от чего же в Красную армию пошли?
— А к красным, Вася, я пошел по одной единственной причине, потому что Ленин нам крестьянам пообещал землю. Помнишь, декрет был — «землю — крестьянам».
— Это философия единоличника, — сказал Василий, — будущее за общественной обработкой земли. В деревнях нужно создавать коммуны, где не будет ничего личного — от каждого по способностям, а каждому по труду!
— Это что и бабы будут общие?! — воскликнул молодой парень, который внимательно прислушивался к спору со своей койки. — А что? Я не против.
На эту реплику спорщики не обратили внимания.
— Вот у нас в деревне есть мужик, Пров, горький пьяница. У него весь двор бурьяном зарос. Это что же получается, я в вашей коммуне буду работать, а он водку пить, раз у него никаких других способностей нет? — возмутился Петр Петрович. — Нет, на такое я не согласен.
— Таких, как ваш Пров, коммуна будет перевоспитывать, — веско сказал Василий.
— Ага, как же, перевоспитаешь его, — сказал Петр Петрович, — я всю жизнь в батраках, насмотрелся всякого. Кто пьет, тот уже конченный человек, не будет от него толку. Вон, баре в старину своих холопов, пьяниц, на гумне плетью воспитывали и то никого не перевоспитали.
— Так в этом все и дело, — стоял на своем Василий, — пока был холопом, пил, от безысходности, потому что жизнь такая. Теперь же все будет иначе, советская власть бедняку открывает все пути-дороги, хочешь — учись, хочешь — работай, только не ленись. Кто же от такой хорошей жизни по доброй воле откажется?