Писательские дачи. Рисунки по памяти
Шрифт:
На следующее утро мы с Валерием Николаевичем и Стратулатом пошли к ним, отнести им поесть и узнать, как дела.
Миша был в упоении — находил все новые и новые кости.
Вначале, когда он сдавленным голосом произносил:
— Кажется, кость! — все кидались к нему, рассматривали, ахая и качая головами, гигантские позвонки этого самого носорога. Любовно заворачивали в бумагу, надписывали и клали в мешок. Но кости следовали одна за другой. Мослы, бабки, зубы, ребра так и летели из грота к выходу. Их уже не заворачивали, а прямо так кидали в мешок.
— Ну, хватит, Косарев! — кричал Рыжий. — Кончай!
Но Косарев никак не мог оторваться. Копал и копал. Наконец он взмолился:
— Вытащите меня отсюда!
Сам он вылезти не мог: душа сопротивлялась.
Вечером была баня. Горячий полок, березовые веники, которыми мы с Ритой и Вандой Иосифовной хлестали друг друга, раскаленные камни, шипящий пар… А после бани — миска дымящейся картошки, чай у костра, по полкружки водки, махорочные сигареты (кроме Ванды Иосифовны — она курит «Фемину»), песни, анекдоты.
Валерий Николаевич рассказывал о том, как несколько тысяч лет назад одно из мансийских племен мигрировало в западном направлении и после многолетних странствий осело на территории будущей Венгрии, образовав ядро населения со своим языком. Когда Валерий Николаевич ездил в Венгрию на научную конференцию, то довольно свободно общался там по-венгерски, потому что этот язык до сих пор имеет много общего с языком манси.
Мы едем дальше, в сторону Нижнего Тагила. Погода меняется. Днем тепло, а ночью — мороз самый настоящий: вода в чайнике замерзает. Вечером в спальный мешок забираешься, а там — ледяной холод. А всего-то еще — конец августа.
Не доезжая до Нижней Туры, мы прочно застряли в болоте.
Попробовали вытащить машину лебедкой — оборвался трос. Подсунули под задний мост бревно, навалились на него все разом, пытаясь приподнять машину, чтобы подсунуть домкрат. Машина не приподнялась, а бревно переломилось, и все шлепнулись в грязь. Подсунули еще одно бревно. Раз-два, взяли! Еще взяли! Колесо чмокает, с трудом вылезает из грязи. Подсовываем под него сучья, дерн, стволики деревьев. Вагу вынимаем. Колесо, вроде, стоит. Но зато три других засосало еще глубже. Мошка ест зверски.
Вот тут мы были — единое целое. Каждый выжимал из себя все, что мог. Все грязные, руки в ссадинах, никто ничего не ел с утра, но когда мы с Ритой предложили перекусить, все отказались. Кончим, сказали, а уж потом. А то — никакого удовольствия.
Стемнело. Зажгли фонарь от аккумулятора.
В ту ночь мы вытащили передние колеса, но задние совсем затонули.
Развели костер прямо на дороге. Воду взяли не то из болотца, не то прямо из колеи. Сварили лапшу с тушенкой, вскипятили чай. Открыли бутылку водки. Валерий Николаевич с Мишей и Стратулатом опрокинули свои полкружки и стряхнули в костер вспыхнувшие капли. Ванда Иосифовна от них не отстала. Приложились и остальные. Сашка и Стасик тут же свалились и заснули. Так, сонных, Миша и Стратулат перенесли их в машину и укрыли спальными мешками.
А остальные, хоть и через силу, еще посидели у костра. Очень уж жаркий он был и красивый: горели доски, вывороченные из лежневки, и пень, большой и когтистый.
А небо было такое звездное, какого я и не видела никогда.
Ставить палатки не было сил. Их просто расстелили на земле, на них, в ряд, — спальные мешки, забрались в них с головой, скорчились и отключились.
Утром все поднялись измученные, словно и не спали. Увидели: солнце продирается сквозь деревья. Догорает костер. Спальные мешки покрыты густым инеем. Особенно толстый слой его лежит в изголовьях, от дыхания. От холода зубы сводит. Мышцы болят, ссадины и царапины на руках воспалились и саднят.
Ребята, небритые, опухшие от укусов мошки, не поев и не умывшись, снова взялись за работу. За ночь задний мост совсем утонул, колеса были еле видны из трясины. Но передние прочно стояли на досках.
Мы с Ритой сварили кашу и картошку, вскипятили чайник. И снова пошли помогать вытаскивать машину.
Наконец все четыре колеса твердо стояли на деревянных мостках. Коля сел в кабину. Мы навалились сзади. Мотор взревел, машина дернулась и — выехала на дорогу.
Надо было ликовать и кричать «Ура!», но все слишком устали и к тому же не сразу поверили в победу.
Все же «Ура!» прокричали, вернее, проблеяли хилыми голосами.
Поели. Нагрузили многострадальную машину. На чем она только держится! На заднем мосту сломалась какая-то распорка, вместо нее вложили березовый чурбак. Острили:
— Медведь на липовой ноге, Стратулат — на березовом колесе.
Не верилось, что мы снова едем. Грузовик перед каждой лужей останавливался, Стратулат выходил из кабины и долго стоял, чесал затылок.
И вот мы выехали на грейдер и понеслись.
Как же это было здорово — нестись по ровному грейдеру и не бояться, что увязнешь! Все молчали, все думали. Очень хорошо думается при быстрой езде, и мысли все такие интересные. Жаль, что потом они забываются.
В Нижней Туре заправились бензином, накупили крупы, тушенки и пакет еще теплых пирожков с капустой. И поехали дальше, поглощая пирожки.
Машина неслась. Мы по горло закутались в спальные мешки. Только лицо оставалось открытым, его ломило от мороза и ветра.
В час ночи мы добрались до горы Медведь-камень и расположились лагерем на берегу Тагила.
Утром долго спали, потом мылись, стирали, просто валялись в палатках, читали, писали письма. Стратулат въехал на машине в реку и вместе с Сашкой долго и тщательно мыл, счищал с грузовика многодневную грязь. Но и после купания машина не стала выглядеть как новая. Очень потрепанный был у нее вид. Ей требовался ремонт.
Толя и Рита ушли в деревню Большая Лайя за хлебом и картошкой.
Скала Медведь-камень совсем рядом, но на том берегу реки, и подобраться к изображениям можно только на лодке. Рисунки в бинокль видны довольно четко. Просматривается фигура медведя, что, по словам Валерия Николаевича, большая редкость. За все время изучения писаниц он нашел всего несколько изображений медведя. Он считает, что это связано с табуированием этого зверя у манси. Медведь — существо особое, король леса и родоначальник видов. Медведь после смерти может вернуться из своего небесного дома и наказать виновного в его смерти.