Пища любви
Шрифт:
Бруно незаметно кивнул Томмазо.
— Отлично — похвалил тот — Фенхель, ореган и имбирь. Ты совершенно права, Лаура.
Сердце Бруно наполнилось гордостью. Имбиря в окуне была самая малость. Не каждый профессиональный повар смог бы его почувствовать. У Лауры не было специальной подготовки, но ее вкусовым рецепторам позавидовал бы даже дегустатор.
Когда последний cicalea был высосан и уничтожен, а пустые раковины посвистывали в огне, Томмазо пустил по кругу сигарету с марихуаной. Солнце уже садилось за море, и земля стала прохладной,
Лаура прижалась к Томмазо.
— Я сейчас лопну, — задумчиво произнесла она.
— Sono pieno come un uovo, — пробормотал Бруно.
Она улыбнулась ему. Он тоже улыбнулся в ответ, но быстро отвел глаза.
— Что это значит? — спросила Лаура.
— Это значит «я полна, как яйцо».
— Итальянский — очень красивый язык.
— Американский тоже хорошо звучит — Он хотел добавить «когда на нем говоришь ты», но язык не поворачивался. Это мог бы сказать Томмазо, и не потому, что Лаура его девушка. Просто он умел говорить комплименты так, что они казались если не искренними, то хотя бы очаровательными или смешными. А у Бруно это прозвучит глупо и неуклюже.
— Sono pieno come un uovo, — повторила Лаура.
— Слушай, Лаура, — оживился Томмазо, — расскажи Бруно, как твой первый итальянский поклонник научил тебя отвечать на комплименты.
— Ах, это… — задумалась девушка — Cacati in mano e prenditi a schiaffi.
Томмазо громко захохотал.
— «Возьми свое дерьмо и размажь по физиономии», — перевел он — А что еще?
— Ну… Lei е' un cafone stronzo, vada via in culo.
— Великолепно. «Ты кусок дерьма, вот и отправляйся в задницу». Так мы быстро сделаем из тебя настоящую римлянку. Что-нибудь еще?
— Guardone ti sorella e allupato ti bagnasti.
— Это перевести труднее, — покачал головой Томмазо, — Что-то вроде «посмотри на свою сестренку и на меня». Но в английском нет эквивалента слову guardone. Похоже на «вуайеризм», но гораздо сильнее. Когда человек боится трахаться и наблюдает, как это делают другие.
Бруно почувствовал, что сам себе противен. «Это ведь обо мне, — подумал он, — Это я наблюдаю за другими».
— Я была уверена, что отвечаю очень вежливо, — сказала Лаура, — Это так красиво звучит.
— Что ты хочешь этим сказать? Это и правда красиво. И вполне вежливо — для Рима, — сказал Томмазо и обнял ее за плечи. Бруно ждал именно этого сигнала.
— Я пойду прогуляюсь. — Он встал, хотя уходить ему не хотелось.
— Я пойду с тобой, — быстро сказала Юдифь и протянула ему руку. — Поможешь встать?
Когда он помог ей подняться, она задержалась в его руках чуть дольше, чем он ожидал. И Бруно вдруг понял, что все время, пока он думал о Лауре, ее соседка явно рассчитывала на романтическое свидание с ним самим. Он оглянулся на Томмазо в поисках спасения, но
— Хорошо, пойдем вместе, — сказал Бруно и посмотрел вниз, на друга и его девушку, — Нас не будет некоторое время, — с неохотой добавил он.
«Все идет как надо — думала Лаура, — Я на пустынном берегу вместе с моим красавцем любовником, который только что приготовил из даров моря самый восхитительный ужин, каким меня когда-либо кормили. Чего еще желать?» Они расположились вдалеке от дороги и показались бы проезжающим лишь маленькими фигурками у огня, поэтому Лаура не возражала, когда губы Томмазо заскользили вниз по ее телу.
Вскоре после того, как они ушли прогуляться, Юдифь взяла Бруно под руку. «Она ждет, что я ее поцелую», — растерянно подумал он. Они подошли к кромке воды, и Юдифь недвусмысленно прижалась к нему.
— Послушай, Юдифь, — начал Бруно извиняющимся тоном, — я должен тебе кое-что сказать…
— Что именно?
— Ну… есть один человек…
— Твоя девушка?
— Не совсем.
— Твой парень?
— Нет-нет, только не это.
— Тогда кто?
— Самое обычное дело. Просто девушка, которая в меня не влюблена.
Юдифь обдумала услышанное.
— Но если она в тебя не влюблена, совершенно не обязательно хранить ей верность, — сделала она вывод.
— Я знаю, но… я не могу не думать о ней.
— Ладно, не переживай. А я, пожалуй, освежусь, — решительно сказала она, — Я иду купаться. Составишь компанию?
— Почему бы и нет?
Когда они окунулись в мягкую белую пену, Бруно окликнул девушку:
— А теперь займемся серфингом!
— Но доски остались в фургоне.
— Кому нужны эти доски? — Он подождал, когда накатит волна, и бросился в нее, чтобы она прокатила его к берегу.
В первые несколько волн им удалось нырнуть только вверх ногами, но это было так весело, что едва встав на ноги, они бросались в следующую волну.
Наконец, когда Лаура уже едва могла справиться с возбуждением, Томмазо просунул внутрь свой язык и принялся сосать ее нежную, как cannocchie, плоть.
— О, Томмазо! — шептала Лаура, — Как хорошо.
Он шевелил языком, проталкивая его все глубже, и Лаура почувствовала первые признаки приближающегося наслаждения. Ей казалось, что она лежит на доске для серфинга и ждет, когда набежит волна и поднимет ее вверх. И она задышала глубже, мечтая о том, чтобы это поскорее произошло.
В конце концов все уселись в фургон и собрались в обратный путь. Увы, Томмазо вел машину гораздо хуже, чем управлялся с мотороллером на забитых римских улочках, и заснуть в дороге оказалось для Бруно невозможным. Девушкам повезло: они спали на заднем сиденье и не видели других машин, хотя то, что кричали вслед их фургону водители, вместе с резкими гудками могло нарушить даже самый крепкий сон. Бруно сидел, уставившись в темноту. Он мечтал о том, что готовит для Лауры и подает одно блюдо за другим — просто ради того, чтобы смотреть, как она ест.