Пиши!

Норлэйн Габриэль

— Этого... не может быть! Как?! Почему?!

— У вас всё хорошо? — озабоченно спросил работник печати.

— Я прошу прощения... Это была досадная ошибка... — опустошённо сказала девушка.

— Возможно, только есть одна странность: на выходных было проведено мероприятие участников «Гринлиф», и... Мне тяжело о таком сообщать...

— Они погибли, да? — Вика догадалась, к чему он клонит.

— К сожалению. Самое странное, они погибли именно той смертью, которую вы описывали в статье...

— Я правильно понимаю, что меня ждёт беседа с полицией? —

обречённо спросила Вика, присев на пол.

— Что вы! Полиция сразу установила, что причина в неисправных тормозах грузовика! Вас никто не обвиняет! Я только сообщил вам об инциденте, не более. Должен предупредить, что Сергей Семёнович вами не доволен. Дружеское предупреждение.

— Спасибо, — неловко поблагодарила Вика.

— Не за что! До свидания, Виктория Евгеньевна. Берегите себя!

Звонок завершился, а у Вики затряслись руки. Она взглянула на дату в телефоне — сейчас утро вторника, а прошлый звонок из офиса «Тайпер» сделан в понедельник. С момента написания статьи странной ручкой она проспала трое суток. Тут не надо быть гением, чтобы сложить два плюс два — слишком много странных событий упало на голову девушки, а теперь и это происшествие.

Вика первым делом решила объясниться перед главредом, как можно скорее. Она быстро собралась и отправилась в путь. Как и ожидалось, начальник её отругал за подобную выходку, зато не стал обвинять в смерти активистов, что уже хорошо. В качестве наказания, он временно отобрал у девушки привилегию писать собственные статьи, а ещё велел немедленно браться за материал про детский дом.

Ситуация с приютом следующая: кто-то (на самом деле, имя виновного всем давно известно, но все предпочитали молчать) годами обворовывал приличную часть пожертвований, направленных на улучшение и содержания детского дома. Всё бы ничего, да их здание находилось в аварийном состоянии. Протекали трубы, сообщалось о незначительных утечках газа, неисправной проводке, трещинах в стенах и многом другом.

Задача Виктории состояла в том, чтобы осветить данную проблему, сглаживая острые углы, не обозначать прямых виновников. Это мерзко, как не посмотри. Своими же руками выгораживать моральных уродов, потому что они занесли денег издательству. Ну, как издательству... директору в карман, но это уже лирика. Рабочий момент, как говорится.

Ларина очень не хотела браться за работу. Всё её нутро кричало о нежелании этим заниматься, вот только выбора нет. Работа есть работа. Девушка отправилась в свой кабинет, включила компьютер, уже хотела взяться за дело, но вдруг резко остановилась.

Правая рука чесалась и зудела. Девушка поднесла ладонь к лицу и с удивлением обнаружила, что до боли сжимает ту самую ручку в форме свечи. Она не сразу поняла, но ручка успела преобразиться — цвет поменялся с красного на тёмно-фиолетовый, а текстура свечи обросла неизвестными стальными символами.

В голове гудело. Звук был похож на тот, который гудел фоном в том искажённом городе из её сна. Как только Вика вспомнила про него, объявился жуткий голос, который сказал всего одно слово:

—

Пиши.

Кровь в жилах застыла от ужаса, тело отказывалось слушаться. Рука девушки начала двигаться сама по себе. Чёртова ручка заставляла Вику писать текст на бумаге. Девушка беззвучно кричала, звала на помощь, но ничего не могла сделать. Ручка заставляла её писать.

С каждым новым словом сознание Вики становилось всё слабее, не оставалось сил хоть как-то сопротивляться. Под конец сотворения рукописи Вика смотрела на исписанные листки, даже не имея возможности прочесть ни слова. Перед глазами всё расплывалось, а в голове разрастался страшный гул.

Закончив работу, Вика невольно поднялась, собрала листки в одну руку, а в другой сжимала дьявольскую ручку. Девушка медленным шагом отправилась к начальнику.

Со стороны всё выглядело безобидно. Коллеги даже не подозревали, что за чертовщину несёт Вика в кабинет начальства. Своим зашуганным сознанием она догадывалась, что будет дальше, но никак не могла это предотвратить. Ларина постучалась к главреду, положила ему на стол бумаги и посмотрела на него безразличным взглядом.

— Так быстро?! — удивился начальник. — Что же, посмотрим...

В тот момент, когда он потянулся за бумагами, Вика ткнула его запястье острым пером ручки. Сергей Семёнович скривился от боли, одёрнул руку, но через пару секунд его лицо приняло такое же безразличное выражение, как у Вики. Начальник взял бумаги и сказал:

— Я немедленно отправлю ЭТО на публикацию. Ты свободна, Виктория.

Девушка послушно кивнула и отправилась восвояси. Ноги подкашивались, однако сами вели девушку домой, организм и разум которой сейчас истощены до предела, а глаза слипались на ходу. Ей срочно требовался отдых...

Вика не запомнила ни дорогу домой, ни момент падения в собственную кровать. В этот раз, никаких снов не было. Просто чёрный экран. Ни воспоминаний, ни сновидений, даже кошмаров.

На утро третьего дня, Вику разбудил шум возле входной двери. Кто-то ломился к ней домой, на площадке переговаривались грубые мужские голоса. Вика лежала на боку, беспомощно смотрела в сторону входной двери. Когда дверь выбили, в квартиру забежал наряд полиции.

Девушка безразлично смотрела в пустоту. Её заковали в наручники и отволокли в патрульную машину, хоть она и не сопротивлялась. Все мысли были о том, чтобы взять ручку, да написать новый текст.

Полиция не смогла предъявить Лариной обвинения, пока она была в невменяемом полу коматозном состоянии. Врач, осматривавший Вику, выдал однозначное мнение — ей требовалась психиатрическая помощь. Девушка всё время молчала, на вопросы не отвечала, питалась исключительно через капельницу.

Ей предъявляли обвинения за поджог в детском доме. Статья, написанная в офисе Тайпер, подробно рассказывала о мельчайших деталях пожара. Во сколько, кто, когда, и каким способом будет сожжён заживо. Текст был похож на добровольное признание маньяка. Как такое пустили на информационные ресурсы издательства — до сих пор загадка.