Письма (1870)

Достоевский Федор Михайлович

Ну, а что я без тебя-то буду, если недели три-четыре придется не увидать? Друг мой, не знаешь ты, как я тебя люблю, если б знала, сердечнее бы обращалась со мной иногда. (4) Но что об этом. Крепко обнимаю тебя и целую (хотя эти поцелуи в письме ничего не стоят). Повторяю, я без вас жить не могу.

Детишек целую бесконечно. Говори с Любой обо мне, говори, что я очень скоро приеду, и гостинцев привезу, и пишу, что люблю ее очень и по ней тоскую. Боюсь, чтобы Федя не забыл меня совсем. Напоминай и ему. Ведь, ей-богу, если я месяц не приеду, он меня и не узнает! Целуй их и люби. Да слушай, Аня: если чуть-чуть, лишь только чуть-чуть ты нездорова - сейчас пиши. Иначе я надумаюсь и намучаюсь. Пиши чаще.

Я было уже хотел ехать в пятницу на почту, чтобы отослать 100 руб. отцу Ивану,

как пришел Ив<ан> Гр<игорьеви>ч, я и попросил его отослать, потому что дел был полон рот. Прощай, обнимаю вас всех, а тебя пуще всех.

Твой муж.

Всего больше боюсь задержки от суда. Вот уже вторник, а никаких оттудова известий. Пожалуй, еще неделю не посадят. Если не посадят до субботы и если деньги будут, то наверно приеду.

(1) было: П<уцыкови?>чу

(2) вместо: Дело - было начато: Деньги

(3) было: Вчера

(4) текст: если б знала ... ... иногда.
– зачеркнут, вероятно, А. Г. Достоевской. Читается предположительно.

485. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

12 июля 1873. Петербург

Петербург 12 июля/73.

Милый мой голубчик Аня, тотчас же и отвечаю тебе, ибо после, с вечера, буду так занят, что не найду и свободной минуты. Пишу обычную проклятую статью. Надо написать к завтраму утру, к 8 часам 450 строк, а у меня написано всего 150. Между тем я всё более и более как будто дурею и решительно стал ужасно туго писать. Голова постоянно несвежа. Это, голубчик мой, очень серьезно для нашей будущности. Я решительно стал замечать, уже с месяц тому назад, различие между легкостию моего писания в Дрездене и тягостию здесь. Приписываю тому, что редакторство своими беспрерывными мелкими заботами, суетней, мне несвойственной, и проч. решительно давит меня, так что долго придется отдыхать после этого проклятого года. А еще придется ли?

Твоим письмом доволен, твои письма меня всегда радуют, и чего ты извиняешься, что нечего писать? Напиши что-нибудь, и того довольно. Теперь к делу. Аня, я в большом горе: решительно не предвижу возможности поехать к вам послезавтра или даже в воскресение, а может быть, и бог знает до которых пор. Всё дело стало - за деньгами. У меня, всего-навсе, 50 руб. Между тем номера "Гражд<анина>" стали ужасно дорого оплачиваться. В следующий понедельник мне надо выдать 130 руб. (minimum), а где я возьму? Не выдать же ни за что нельзя: есть писатели новые и марать журнал неуплатой невозможно. С меня <нрзб.> справедливо требует Мещерский, так как мне всё более жалко <?> <нрзб.>. (1) Да и вообще никому нельзя задолжать: тотчас же разнесется слух, что "Гражданин" не платит. До завтра, то есть до конца писания, об этом думать не буду, но с завтрашнего дня попробую заложить часы у Ив<ана> Григорьевича знакомого жида (который ему уж перестал давать деньги) рублей за 80 кабы! Не знаю, удастся ли! Что же до Ив<ана> Григорьевича, то его и Ан<ну> Н<иколаев>ну я часто видаю. Вчера хотел было ехать к ним на дачу на именины О<льги> К<ириллов>ны, так как он очень звал, но стала дождливая погода, и я не поехал. Он взял всего у меня 75 руб. и к ужасном, болезненном волнении и беспокойстве, что никаких ровно известий об Образцове. На днях отправил туда телеграмму в 40 строк и грозит судом.

Я, впрочем, по некоторым данным, убежден, что Образцов непременно приедет на днях, и ободряю Ив<ана> Григорьевича сколько могу. Вчера у них были именины, а сегодня зашла ко мне Анна Николавна. Она только что носила закладывать вещи. Ив<ан> Гр<игорьеви>ч (он всё заложил и ходит в каком-то ужасном старом платье) заложил свой фрак и жилет, а Ольга К<ириллов>на два корсета, Ан<на> Н<иколаев>на за всё это получила 15 руб. Понимаешь, как у них тонко. Итак, вот в каком положении в настоящее мгновение дела. А всего более убивает меня, что я никак не могу приехать и что бог один знает, смогу ли поехать и в следующую-то субботу? Я тебе писал в прошлом письме почему.

Видеть же вас всех для меня самая жгучая потребность: здесь с ума можно

сойти от всякой пакости и от отвращения, с которым на всё смотришь. Целую вас всех. Ты говоришь, что видела меня во сне (если не лжешь). А я тебя уже два раза видел. Федю и Любу целуй, если Люба будет плакать в субботу, что я не приехал, скажи ей, что теперь трешкот задержал и что я через 2 дня приеду. Береги их, обращай на них больше внимания, занимайся ими побольше, голубчик ты мой. Федьку мне очень хочется видеть. Поздравь его с днем рождения. Сделай для детей какой-нибудь праздник. Насчет же денег, тебе высланных, то ведь я уверен, что ты отлично распорядишься, но на всякий случай имей в виду наши дела вообще и поприжмись. Ты писала что-то о своих вещах у Ан<ны> Н<иколаев>ны, чтоб заложить. Но вещей нет: заложили тогда для меня и получили за всё 25 руб. 9 рублей проценту за твои вещи внесены, и еще что-то внесется 22 числа, что-то в этом роде говорила сегодня Анна Н<иколаев>на. Прощай, обнимаю вас всех, пожелай мне не лопнуть с натуги сегодня ночью на подлом писанье статьи. Обнимаю вас и целую.

Скажи Любе, что ее целую 1000 раз, Федю тоже.

Достоевский.

Р. S. Кстати, милка ты моя, ты мне очень бы нужна была (2) в эту минуту. Понимаешь? Да правда ли, что видишь меня во сне? Может, не меня. Целую твои ножки и всё. Очень целую.

Твой Дост<оевский>.

Меня не арестуют и штрафу не требуют, бог знает почему. Придут по обыкновению не вовремя. Медлят и только меня в раздражении держат.

(1) текст: С меня ... ... <нрзб.> - густо зачеркнут, вероятно, А. Г. Достоевской. Читается предположительно.

(2) далее было: мне

486. А. Г. ДОСТОЕВСКОЙ

20 июля 1873. Петербург

Петербург, 20 июля/73.

Милый ангел мой Нютя, со вчерашнего дня, как приехал, всё бегаю по горло в деле, и вот теперь уже 10 часов вечера, а у меня едва лишь вышла самая маленькая минутка написать тебе. Доехал я благополучно, и всё время погода была прекрасная. В Новгороде стояли часа четыре, и я уходил гулять и был в Соборе. На станции, как я возвратился, уже около 10 часов подошла ко мне женщина и стала допрашивать: кто я, где живу, какая у меня прислуга, кто именно и проч.? "Так Вас-то мне и надо сыскать, у меня к Вам письмо от Вашей супруги". Это та самая Натальина родственница, с которой ты мне послала 30 руб. и карточки. Всё это она мне передала. Сама же она в Петербург еще и не ездила, а была лишь в Новгороде, потом опять отправилась в Старую Руссу (и именно в понедельник на том же пароходе, на котором и я к вам приехал, но меня тогда не видала), жила в Руссе и теперь (опять вместе со мною) приехала из Руссы и уже едет прямо в Петербург. Я полагаю, Наталья знала, что она возвращалась на время в Руссу. Итак, в результате я и деньги, и карточки получил.

Приехав, всё по обыкновению застал в беспорядке. Сегодня же утром разом получил от князя телеграмму и 2 письма насчет помещения его статьи. Письмо его мне показалось крайне грубым: он жалуется, что №№ должны стоить дорого, что он не может платить сверх 130 руб. за № и проч. Черт его дери, я никогда не писал ему, что надо больше 130 и что у меня денег недостает. Сегодня же отвечу ему так резко, что оставит вперед охоту читать наставления (хотя, впрочем, в его письме есть и самые дружеские фразы и выходки).

Вчера всю ночь, не спавши, сидел за корректурой (стоящей сочинения) и сегодня и завтра буду. Сейчас Кашпиревы присылали звать к себе, и, разумеется, я отказался. Был Миша сейчас. Он без гроша до будущей недели. Я ему поручил сходить к Клейну завтра и дать мне знать и на время дал ему 10 руб. За этим, верно, не пропадет.

Приходил Иван Григорьевич сегодня, я передал ему шаль и пакетик с карточками, но забыл передать твое письмо (в письме Натальиной тетки). Предлагал ему денег, но он не взял и очень интересовался, обойдусь ли я к понедельнику без его помощи? Архангельский сообщил ему, что Образцов ему телеграфировал, что 25 будет в Петербурге. Ив<ан> Григорьев<ич> говорит, что не надеется получить всю сумму.