Письма (1876)
Шрифт:
Ну вот я написал, а между тем чувствую, что Вы, без сомнения, имеете право на меня сердиться. Что мне делать? Будьте добры и извините меня.
А в ожидании примите уверение в искреннем уважении Вашего покорного слуги.
Федор Достоевский.
Р. S. Не рассердитесь за помарки в письме, не сочтите за небрежность.
Д.
664. H. П. ВАГНЕРУ
17 января 1877. Петербург
17 января/77.
Многоуважаемый и любезнейший Николай Петрович,
Завтра, во вторник, 18 января, будут у меня кое-кто из моих ближайших друзей-приятелей, вечером. Не пожалуете ли ко мне попить чайку?
В добром ожидании
Ваш весь Ф. Достоевский.
665. А. Н. МАЙКОВУ
17 января 1877. Петербург
Января 17/77.
Дорогой и многоуважаемый Аполлон Николаевич,
Завтра, 18-го, во вторник, вечером, обещался быть у меня Ник. Яковл. Данилевский. Не сделаете ли мне чрезвычайного удовольствия, прибыв тоже? Я просил нашего милейшего князя, очень может быть, что и он будет. Во всяком случае разодолжите Вашего, остающегося в добром ожидании Вашего прибытия
Ф. Достоевского.
666. Н. П. ВАГНЕРУ
26 января 1877. Петербург
26 января/77.
Многоуважаемый и дорогой Николай Петрович,
В январском № не найдется места даже и для моих всех объявлений о моих книгах. Всё место занято. Но если бы и было место, то ввиду заявления моего в "Декабре" по поводу журнала "Свет" я все же не рискнул бы напечатать Ваше объявление, чтоб опять не ввести читателей в соблазн. Верите ли, что продолжают присылать из разных мест письма, с приложением марок на ответ, и просят уведомить: будет или нет издаваться мною "Свет"? Заметьте, это уже по прочтении моего декабрьского заявления, мои же подписчики - всё еще не верят и не хотят верить! Тут какая-то тайна или какое-то волшебство в том, что все так убеждены! Надо социолога и психолога, чтоб изучать в этом отношении вообще легковерие публики. А потому обращаюсь я к Вам с особенной и чрезвычайной просьбой: ни под каким видом не объявлять и не печатать об "Дневнике писателя" в Вашем 1-м № "Света". Это я на случай, что Вы, из деликатности, захотели бы тиснуть об издании "Дневника писателя" ввиду напечатанного в октябрьском "Дневнике" Вашего объявления. Настоятельно и убедительнейше прошу: если набрано, то теперь еще есть время разобрать набор. Вам самим тоже должно быть чрезвычайно неприятно, что наши издания так смешивают. Крепко жму Вашу руку.
Ваш весь Ф. Достоевский.
667. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
27 января 1877. Петербург
Многоуважаемый Михаил Александрович,
Вот Вам несколько оригиналу пока. Вы забыли, однако, что если я и выкинул 50 строк, то много и вставил в корректуре.
В<аш> Ф. Достоевский.
668. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
28-29 января 1877. Петербург
Многоуважаемый Михаил Александрович, - вот окончание №, от 4-й до 8-й странички включительно. Мне кажется, Вы, считая в моей страничке 55 строк, ошиблись: их меньше. Я не ровно пишу. Очень может быть, что останется даже место. Во всяком случае посылаю теперь не более 170 строк. Сам считал. Завтра <жду?> корректур.
В<аш> Ф. Достоевский.
28/29 янв<аря>, ночью.
669. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
28-29 января 1877. Петербург
28/29/1 ночью 1877 г.
Многоуважаемый Михаил Александрович,
Посылаю Вам тексту ровно на одну страницу и 20 строк. Авось найдется местечко.
Обратите внимание Ваше на прилагаемые объявления для последней страницы. Не займут ли они
Ваш Ф. Достоевский.
670. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
29 января 1877. Петербург
Михаил Александрович, цензор главу 2-ю запретил. Еду в Цензурн<ый> комитет. Оттуда к Вам и там уже просмотрю корректуру.
Ф. Достоевский.
671. M. A. АЛЕКСАНДРОВУ
30 января 1877. Петербург
Любезнейший Михаил Александрович,
Посылаю, кажется, ровно сколько надо оригиналу. На 4-й страничке внизу отмечено место вставки. Эта вставка из прилагаемого письма, где всё не зачеркнутое прошу набрать петитом. Затем с 5-й страницы начинается опять мой оригинал и кончается на 7-й.
Если еще можно, то в конце, "От редакции", выкиньте заметку о журнале "Свет" и оставьте лишь 2-ю заметку, об адресс девицы.
Не мало ли будет?
Ваш Ф. Достоевский.
672. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ
7 февраля 1877. Петербург
7 февраля/77.
Милый Коля, я всё ждал, что ты зайдешь. Здоров ли ты? Ты меня и нас всех беспокоишь. Черкни что-нибудь. Буду ждать с нетерпением. Если сам, что боже сохрани, нездоров, то уведоми. Я всё был нездоров. Был припадок падучей и расстроил меня вплоть на неделю. Теперь кажется прошло.
Твой весь Ф. Достоевский.
673. А. Г. КОВНЕРУ
14 февраля 1877. Петербург
Петербург 14 февраля/77.
Милостивый государь г-н А. Ковнер!
Я Вам долго не отвечал, потому что я человек больной и чрезвычайно туго пишу мое ежемесячное издание. К тому же каждый месяц должен отвечать на несколько десятков писем. Наконец, имею семью и другие дела и обязанности. Положительно жить некогда и вступать в длинную переписку невозможно. С Вами же особенно.
Я редко читал что-нибудь умнее Вашего первого письма ко мне (2-е письмо Ваше - специальность). Я совершенно верю Вам во всём там, где Вы говорите о себе. О преступлении, раз совершенном, Вы выразились так ясно и так (мне по крайней мере) понятно, что я, не знавший подробно Вашего дела, теперь, по крайней мере, смотрю на него так, как Вы сами о нем судите.
Вы судите о моих романах. Об этом, конечно, мне с Вами нечего говорить, но мне понравилось, что Вы выделяете как лучшее из всех "Идиота". Представьте, что это суждение я слышал уже раз 50, если не более. Книга (1) же каждый год покупается и даже с каждым годом больше. Я про "Идиота" потому сказал теперь, что все говорившие мне о нем, как о лучшем моем произведении, имеют нечто особое в складе своего ума, очень меня всегда поражавшее и мне нравившееся. (2) А если и у Вас такой же склад ума, то для меня тем лучше. Разумеется, если Вы говорите искренно. Но хоть бы и неискренно...
Оставим это. Желал бы я, чтоб Вы не падали духом. Вы стали заниматься литературой - это добрый знак. Насчет помещения их где-нибудь мною не знаю, Вам что сказать. Я могу лишь поговорить в "От<ечественных> зап<исках>" с Некрасовым или с Салтыковым, и поговорю непременно, еще до прочтения их, но на успех даже и тут не надеюсь. Они, ко мне очень расположенные, уже отказали мне раз в рекомендованном и доставленном мною в их редакцию сочинением одного лица, в прошлом году, и отказали, не распечатав даже пакета, на том основании, что от такого лица, что бы он ни написал, им нельзя ничего напечатать и что журнал бережет свое знамя... Так я и ушел. Но об Вас я все-таки поговорю, на том основании, что если бы это было в то время, когда покойный брат мой издавал журнал "Время", то комедия или повесть Ваша, чуть-чуть они бы подходили к направлению журнала, несомненно были бы напечатаны, хотя бы Вы сидели в остроге.