Письма героев
Шрифт:
— Подскажи, что за крейсер на рейде?
— Это? «Рында» стоит.
— Точно? А не «Витязь»?
— Да их же спьяну не перепутать. Смотри, у «Рынды» щиты четырехдюймовок другие, сами орудия длиннее. Это путиловские зенитки. Их только на два крейсера успели поставить «Рынду» и «Опричник». А раз «Опричник» в порт не заходил, то «Рында» и остается.
— Спасибо, браток. Сам не с крейсера?
— С «Минска». Мы вчера с конвоем пришли, американцев сопровождали, — ответствовал служивый. — Вы, сами недавно на северах? Крылышки то хоть и наши флотские, а видно,
— Недавно. С осени, — улыбнулся летчик. — Только на крейсерах не ходил. Ну, бывай, семь футов под килем!
Кирилл еще раз улыбнулся своим мыслям. Крейсер в порту, значит Евгений Павлович здесь. Кирилл и так собирался к тете Лизе. Прекрасный она человек, добрая, в меру строгая, одна из немногих, кто проявлял участие в его судьбе. Странно получается, отца нет, пишет редко, деньги тоже присылал от случая к случаю, а его братья и сестра самые близкие люди, заботятся как родные, и маму всегда поддерживали, не бросали в трудную минуту.
Канун Рождества, самое то время чтоб родных и близких навещать. Но первым делом дойти до почты. Во внутренних карманах целая пачка писем и открыток. Всех надо поздравить, всем приветы разослать. Поздно, конечно, раньше надо было, но не получалось, увы.
Мурман с момента своего основания сильно разросся. Это уже не только крупный порт и город при морской базе, это заводы, верфи, рабочие кварталы, железнодорожная станция и специфические припортовые районы со своим колоритом. Строился Романов-на-Мурмане вокруг порта и верфей, сразу целыми участками. Впрочем, военные моряки тоже предпочитали селится компактно, облюбовав себе достаточно чистые обихоженные кварталы близ флотских причалов и казарм.
После почты Кирилл так же пешком отправился к Кожиным. По пути заглянул погреться в трактир. Весьма неплохое и недорогое заведение на пересечении Театральной и Шкиперской. Здесь подавали наваристую солянку и тушенное мясо с картошкой, зеленью в горшочках. Только ближе к вечеру, хотя зимой на Кольском полуострове всегда вечер, Кирилл добрался до квартиры родственников. Разумеется, не пустой. Зима зимой, а торговля радуется покупателю, тем более мерзкий холодный ветер прямо загонял пешехода в лавки и магазинчики погреться и прикупить что-нибудь в подарок.
У Кожиных гостя с порога встретила атмосфера праздника. Все дома. Суббота все же. Даже Евгений Павлович пришел со службы пораньше. В квартире праздничная атмосфера, в гостиной распушилась лесная красавица, на ветвях игрушки, ленты, серебристые струи фольги, на макушке Вифлеемская звезда. Сосновый смолистый дух на всю квартиру.
— Проходи, Кирилл Алексеевич! — пробасил глава семьи. — Рад тебя видеть. Не стой на пороге. Лизочка, встречай племянника.
— С наступающим Рождеством, Евгений Павлович! Тетя Лиза, с праздником!
— И тебя с наступающим!
— Дядя Кирилл! — из комнаты выглянула вихрастая голова старшего сына Кожиных.
За братом в прихожую выскочил младший Рома с восторгом глядит на раскрасневшееся от мороза лицо и кожаную меховую куртку летчика. Значки, эмблемы, замки всегда притягивают мальчишек.
— Держите, сорванцы! —
— Спасибо большое! С Рождеством, дядя Кирилл! — восторженные возгласы, горящие глаза самая лучшая награда за хорошее дело. Не так уж и много для счастья надо.
Да, визит к тете Лизе дело не из легких. В гостиной Кирилл пожалел, что поддался соблазну заглянуть в трактир. Отнекиваться бесполезно, и капитан первого ранга Кожин здесь не помощник. Обед хоть и не праздничный, но обильный. Тетя Лиза в свое время выйдя замуж за молодого мичмана, как уехала с ним из Хабаровска, везде на новом месте, даже в задрипанной Либаве первым делом обустраивала быт, да так, что самая неухоженная квартира в ее руках моментально наполнялась домашним уютом.
Даже здесь в суровом Заполярье на гранитных берегах Кольского залива в окружении сопок и бесчисленных болот жилье Кожиных притягивало своим домашним теплом и чистотой. Хотя роскоши, излишнего баловства в домашних устройствах, технике дядя и тетя себе не позволяли. Чувствовалась суровая русская старообрядческая закалка. На первом месте книги и иконы, а не новомодный телевизор. Впрочем, даже в казармах с их высоченной антенной чудо техники принимало сигнал с помехами.
За столом собралась вся семья, с взрослыми на равных сидели оба сына. Прислугу в доме не держали. Елизавета Дмитриевна с хозяйством справлялась сама, при необходимости привлекала к работе детей. Так что накрыли стол сразу, без модных у новой аристократии перемен блюд.
После трапезы мужчины уединились в кабинете. Евгений Павлович по морской традиции предложил племяннику чай с коньяком и папиросы. От выпивки Кирилл не отказался, а сигареты достал свои. Курил он мало, только как противопростудное и антимикробное средство по рекомендации врачей.
— Зиму у стенки простоите, — констатировал Кожин. — А как солнце проклюнется, Макаров вас в море выгонит. Может не знаешь, наш командующий эскадрой не любит, когда корабли к причалам прирастают.
— Сын того самого Макарова.
— Характер такой же, дурной. Вон, мне Рождество в море встречать придется. Додумался наш Вадим Степанович бригаду в Печенгу сгонять, дескать, сопровождать ледокол до Груманта одного сторожевика мало, подай ему сразу четверку крейсеров.
— Отпуск дадут? Ты говорил, что собирался зимой взять.
— Вилами на воде писано. Рапорт подал чин по чину, но у нас секретное распоряжение: никого с кораблей не отпускать, даже на три дня с боем подписывают. Дядя Иван тебе писал?
— Было. Я даже не понял, как он так умудрился. Не те годы чтоб военную карьеру строить, — Кирилл повернулся к окну и глубоко затянулся сигаретой. — Что-то у него случилось.
— Не у него, а с ним. Да, твой папа письмо прислал.
— Он во Франции? С новой женой? — в голосе звучала неприкрытая горечь. Все можно понять, все простить, но отцовский развод и измену маме Кирилл до сих пор воспринимал болезненно. Понимал конечно, иначе было нельзя. И мама дядю Антипа удачно встретила. Все равно больно. До сих пор.