Письма и записки Оммер де Гелль (Забытая книга)
Шрифт:
…шум <…> из-за Виксена … — Французский торговый пароход Виксен был арестован русской береговой стражей.
…по Адрианопольскому трактату … — Адрианопольский мир (14 сентября 1829 г.) завершил русско-турецкую войну 1828–1829 гг. К России отошли устье Дуная и ряд крепостей на восточном берегу Черного моря.
Стр. 210. Бороздин Андрей Михайлович (1765–1838) — генерал-лейтенант в отставке, владелец Кучук-Ламбата.
…кн<ягиней>Г. — Либо княгиня Елена Александровна Голицына, урожденная Нарышкина, двоюродная сестра М. С. Воронцова, либо княгиня Мария Андреевна Гагарина, урожденная Бороздина.
Стр. 212. Его предок вышел из свободной Англии … — «Основатель рода Лермонтовых в России Георг (Юрий) Лермонт впервые оказался на русской земле в составе польского гарнизона г. Белого, <…> осажденного русскими войсками в 1613. Около 60 шотландцев и ирландцев перешло в ряды московских войск, в их числе был и Георг Лермонт, который перешел «на государеву службу». Служил офицером в войске кн. Д. М. Пожарского». — Лермонтовская
Я сделала всего одну поправку … — Речь идет о «переработанном» стихотворении, известном под названием «L'Attente» («Ожидание»), — начальном пункте мистификации Вяземского, изменившего текст, прежде опубликованный П. Висковатым. Подробнее см. вступительную статью. Подлинный текст см.: Лермонтов М. Ю. Указ. соч., с. 198–199. В издании 1933 г. в разделе «Приложения» помещен текст Вяземского (с. 401–402). О характере его «работы» со стихотворением Лермонтова см. статьи: Попов П. Мистификация (Лермонтов и Омэр де Гелль). — Новый мир, 1935, № 3; Каплан Л. П. П. Вяземский — автор «Писем и записок» Омэр де Гелль. — Литературное наследство, т. 45–46. Лермонтов II. М., 1948, с. 764 (здесь помещен черновой набросок будущего стихотворения Вяземского, «выкроенного» из стихотворения Лермонтова). Мы приводим русский перевод «квазилермонтовского» стихотворения, выполненный М. Л. Лозинским для издания «Записок» Е. А. Сушковой (Л., 1928) и перепечатанный в издании 1933 г. (с. 402).
Г-же Оммер де Гелль Под сенью высохшей березы, Чью зелень разметали грозы Давно исчезнувшей весны, Сажусь, усталый, у дороги И долго слушаю в тревоге Великий голос тишины. Вдали, я вижу, тень белеет, Живая тень все ближе веет Благоуханьем и теплом. Она скользит проворным шагом И вдруг взметнулась за оврагом И тонет в сумраке ночном. То пыль дорожная крутится, То стая мертвых листьев мчится; То ветра теплая струя Пахнула смутным дуновеньем; То проскользнула по каменьям С волнистым шелестом змея. Измучен призраком надежды, В густой траве смежаю вежды И забываюсь, одинок, Но вдруг развеян сон унылый: Я слышу рядом голос милой, Прикосновенье милых ног.Стр. 213. …это совершенно неправильно. — Безграмотное рассуждение о французской транслитерации русских фамилий было необходимо Вяземскому потому, что в «Одесском журнале» стихотворение Омер де Гелль было опубликовано с посвящением: «a L — е» (к Лермонтову этот текст никакого отношения, конечно, не имел).
С о л о в е й. — В рукописи — французский текст; в издании 1933 г., повторяемом нами, — перевод М. Л. Лозинского.
…за дуэль с Эрнестом или Проспером Барантом. — 18 февраля 1840 г. Лермонтов дрался на дуэли с Эрнестом Барантом (1818–1859), атташе французского посольства, сыном барона Амабля Гийома Проспера Брюжьера Баранта (1782–1866), историка, писателя, дипломата, в то время — французского посла в Петербурге. Одной из возможных причин дуэли считалось соперничество в ухаживании за княгиней Марией Алексеевной Щербатовой (ок. 1820–1879; урожденная Штерич, в описываемый период — вдова). Лермонтова связывало с Щербатовой сильное чувство (к ней обращено стихотворение «На светские цепи…», 1840 г., и, возможно, стихотворение «Отчего», 1840 г.). Упомянутая ниже г-жа Бахарах (правильнее: Бахерахт) Тереза фон (1804–1852) — немецкая писательница, жена секретаря русского консула в Гамбурге. Версия о роли Бахерахт в истории взаимоотношений Лермонтова, Щербатовой и Баранта подтверждается дневниковой записью М. А. Корфа от 21 марта 1840 г.: «По прошествии траурного срока она (Щербатова. — А. Н.) натурально стала являться в свете, и столько же натурально, что нашлись тотчас и претенденты на ее руку и просто молодые люди, за ней ухаживавшие. В числе первых был гусарский офицер Лермонтов — едва ли не лучший из теперешних наших поэтов; в числе последних — сын французского посла Баранта, недавно сюда приехавший для определения в секретари здешней миссии. Но этот ветреный француз вместе с тем приволачивался за живущей здесь уже более года женою консула нашего в Гамбурге Бахерахта — известною кокеткою и даже, по общим слухам, — femme galante (женщиной легкого поведения. — А. Н.). В припадке ревности она как-то успела поссорить Баранта с Лермонтовым, и дело кончилось вызовом». — М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М., 1989, с. 298. Ср. дневниковая запись А. Я. Булгакова: «…имел уже <…> историю с сыном французского посла барона Баранта
Стр. 214. № 123.— К этому письму относится еще одно примечание П. П. Вяземского, часть которого комментирует содержание письма предыдущего (история о том, как Лермонтов «исправлял» стихи, якобы адресованные Омер де Гелль). В помещаемом ниже примечании Вяземского упомянуты: Столыпин Алексей Аркадьевич (Монго — дружеское прозвище; 1816–1858) — двоюродный дядя и друг Лермонтова; его братья — Николай Аркадьевич (1814–1884; егo отношения с Лермонтовым не были близкими) и Дмитрий Аркадьевич (1818–1893); семейство Карамзиных, с которым Лермонтов познакомился в 1838 г., а Вяземский состоял в родстве (вдова историографа Екатерина Андреевна (1780–1851) приходилась сводной сестрой отцу П. П. Вяземского), особенно дружеские отношения связывали Лермонтова с дочерью историографа Софьей Николаевной (1802–1856); сестры Оболенские: Наталья Васильевна (1827–1892; позднее — жена Александра Николаевича Карамзина, поэта-дилетанта, сына историографа), Екатерина Васильевна (1820–1871, в замужестве — Потапова), Софья Васильевна (1822–1891, в замужестве — княгиня Мещерская); Лужин Иван Дмитриевич (1804–1868) — флигель-адъютант. Автограф стихотворения «На севере диком стоит одиноко…», подаренный Вяземским княгине Зинаиде Ивановне Юсуповой (урожденной Нарышкиной; 1810–1893), ныне хранится в Институте русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. Сведения о реакции Николая I противоречивы; подробнее см.: Лермонтовская энциклопедия, с. 472 (статья «Романовы. Николай I»; автор — Л. И. Кузьмина). «Лермонтовский» фрагмент вошел в воспоминания П. П. Вяземского (впервые — Вяземский П. П. Собр. соч. 1876–1887. СПб., 1893, с. 643), перепечатывался и позднее, см.: М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников, с. 342. К сожалению, воспоминания П. П. Вяземского о Лермонтове гораздо беднее имевшихся у него сведений о поэте (с 1852 г. он был женат на Марии Аркадьевне Бек, урожденной Столыпиной (1819–1889), сестре А. А. Столыпина (Монго),
Заметим, что в этом примечании Вяземский вновь вспоминает о «березах»; ср. примеч. к с. 138.
Приводим текст Вяземского, опустив французский оригинал стихов Омер де Гелль; дается перевод М. Л. Лозинского.
«Мы нашли в «Voyagedanslessteppes,delamerCaspienneetdanslaRussiemeridionale,parm-meHommairedeHell» I860 г., на с. 378–381 соответствующие два эпизода, переданные не в том же порядке. Стихотворение г-жи Гоммер де Гелль напечатано в «Journala» Odessa», № 104, 31 декабря 1840 (12 января 1841). В журнале помещено стихотворение в большем объеме, оно подписано: AdeleHommaireи оканчивается:
Благодарю, поэт! Тебе — огонь священный, Что в тайниках души пылает, сокровенный, И память милая умчавшихся времен, И славы призрачной неутомимый сон! Тебе — все, что мой дух вверяет темным струнам, Все, что меня пьянит в моем восторге юном, Все, чем моя мечта прекрасна и светла, Все, что гармония из сердца извлекла!Я помню, как в зиму 1840–1841 года Лермонтов набрасывал свои стихи то карандашом, то пером. Он все чертил их, как будто сочинял. В письме г-жи Гоммер, в конце 1840 года, мы их находим не в том же отчасти виде, но, видимо, они те же самые. Мнеоченьпомнитсястих: je vois blanchir une ombre, une ombre qui s'avance lentement. C'est une fouille que pousse le vent parfume de la nuit.Вместо их в печатаемом ныне тексте мы не находим: lafeuillequepousse. Но не находим и предложенного г-жою Гоммер исправления: c'estlapoussierequesouleve.
В последней строфе стихов Лермонтова мы находим: Lasd'attendre,jem'endorssoudain. Стих этот заменен третьим. Вместо шестого стиха той же строфы мы читаем: Tonpiedeffleuraitlemien. В письме значится: unefeuillequepousse. Оно грамматически правильно: queотносится к последующемуleventparfume,quiотносилось бы кfeuille, что по грамматическому смыслу невозможно. В подлиннике несомненноque» (ср. «Русская старина», 1887, кн. V, с. 406).
Француженка-красавица носилась еще в воображении Лермонтова в 1841 году. В последний приезд Лермонтова я не узнавал его. Я был с ним очень дружен в 1839 году. Когда я возвратился из-за границы в 1840 году, Лермонтов в том же году приехал в Петербург. Он был чем-то встревожен, занят и со мною холоден. Я это приписывал Монго Столыпину, у которого мы видались. Лермонтов что-то имел с Столыпиным и вообще чувствовал себя неловко в родственной компании. Не помню, жил ли он у братьев Столыпиных или нет; но мы там еженощно сходились. Раз он меня позвал ехать к Карамзиным: «Скучно здесь, поедем освежиться к Карамзиным». Под словом освежиться, seraffrai-chir, он подразумевал двух сестер княжен О<боленских>, тогда еще незамужних. Третья сестра была тогда замужем за кн, М<ещерским>. Накануне отъезда своего на Кавказ Лермонтов по моей просьбе мне перевел шесть стихов Гейне «Сосна и пальма». Немецкого Гейне нам принесла С. Н. Карамзина. Он наскоро, в недоделанных стихах набросал на клочке бумаги свой перевод. Я подарил его тогда же княгине Юсуповой. Вероятно, это первый набросок, который сделал Лермонтов, уезжая на Кавказ в 1841 году, и который ныне хранится в Императорской публичной библиотеке. Летом, во время красносельских маневров, приехал из лагеря к Карамзиным флигель-адъютант, полковник конногвардейского полка Лужин (впоследствии московский обер-полицмейстер). Он нам привез только что полученное в главной квартире известие о смерти Лермонтова. По его словам, государь сказал: «Собаке — собачья смерть».