Письма Кесарю
Шрифт:
– Жарь! Парь! Вдарь!!!
Я пополз между телами. Черт шлепал за мной. Кепка его разбухла. Трусы и сапоги он потерял. Нас не видели. Вдали, в дыму, за адским душем, был выход на волю. Проклятый сторож словно прилип ко мне.
– Жарь! Парь! Вдарь!!!
Сотряслось Чистилище. Пришел срок: Черт - главарь прибыл! Голый, черный, страшный - обрушился с земли в свое царство.
– Н-ну, чер-р-р-ти! Гр-р-р-янем завтр-ра-а!!!
– Г-а-а-а-а-а-а-а!.. Ур-р-р-а-а-а!..
Тела бросились к нему. Страж пропал в давке. Меня смели, опрокинули. Я пополз наугад.
Там напялил чужое - первое попавшееся - и был таков.
...Ох, как ветер свистит, как трясет чердачное окно - словно подгоняет: "Спеши! Спеши-и!..". Что ж, и в самом деле, надо спешить. Мне немного осталось...
После бегства я долго скрывался в развалинах снесенного дома. От холода еще спасало рваное бабье пальто с одним рукавом, найденное там же, под руинами.
Жил, мучаясь двойным страхом: перед мстительным Чертом и перед судом за убийство старушки. Милиционеры и черти мерещились повсюду, гонялись за Мной во сне. Надсадный охотничий звук свистка перерастал в дьявольский хохот или, что было еще хуже, - в мрачно-торжественный глас гражданки Полушалок:
– Пыркин, Пыркин! Зачем ты убил меня?!..
Руки от страха разбил временный паралич, а язык лежал во рту, как свинцовый. Я стал беспомощен. Крысы вольно и весело возились вокруг меня по ночам и с каждым разом делались все наглее.
Я за себя не боялся - страшно было пальто лишиться. Оно очень нравилось крысам.
Голод... Именно он погнал меня однажды просить милостыню - это было единственное, что теперь, после разбойничьей своей жизни, соглашались делать руки. Вакханалия всегда кончается ничтожным опустошением! Говорят, Рим пал после многих веков разнузданного пышного величия. Впрочем, какое нам дело до Рима... Я очутился на паперти Никольского собора, среди нищих, калек и юродивых. Так сбылось злое пророчество Иоанна Храпова.
И куда, спрашивается, я мог пойти после встречи с Чертом? К Богу, конечно.
Бог не слишком приветливо встретил меня. Несведущие люди полагают, что просить милостыню - легче легкого. Нет, Кесарь, милостыня - штука тонкая!
Никольский собор - место людное, популярное, туристов много, иностранцев. Престижное место. И нищие там не какие попало, а лично Иоанном Храповым отобранные. У каждого свое определенное место и не дай Бог занять чужое.
Меня едва не побили в первый раз. Прогнали, выкрикивая, непонятную фразу: "Ступай на Камчатскую!.." Я потом узнал, что это - улица Камчатская и на ней церковка захудалая, где нашему брату - попрошайке - не разжиться.
Помог случай: преставился один нищий старик, и Храпов разрешил занять вакансию - по причине своего пристрастия к немым. Он принял меня за немую бродяжку, и я получил прекрасное, выгодное место у решетки, напротив трамвайной остановки.
Иоанн сказал напутственное слово:
– Веди себя благочинно, старая! Будь смиренна, но и горда будь. Здесь иностранцев пруд пруди. Гляди на них без раболепства. Помни, кто ты есть, какая земля тебя породила. А согрешишь, так не
Без обиняков скажу, Кесарь: такого порядка, как на паперти Никольского собора и вокруг него, я не встречал нигде. Это было - образно выражаясь в полном смысле слова _послушное_ ветрило!
И все так умно, так славно было устроено: каждый на своем определенном месте просил милостыню, а с доходов отчислял несколько монеток в казну Иоанна, на ремонт храма. Никто не приставал к иностранцам. Приставаний Храпов не позволял. Это у него называлось "кодекс чести". Дружно, спокойно, уверенно жили нищие!
Тогда у меня зародилась надежда: что, если колдовство старца скоро кончится! Что, если по воле колдуна я прошел все муки и унижения, дабы очиститься, избавиться от страшных чар у святого места!..
Но пропала моя надежда - арестовали Иоанна Храпова за валютные махинации. Нет слов, Кесарь, нет слов...
Все потому, что не нашлось никого, кто бы вовремя цыкнул на распоясавшегося нищего:
– Руки оторву!
Над каждым, кто власть имеет, должен быть некто Цыкающий. Над солдатом - лейтенант, над генералом - маршал, над кесарем - Бог.
Самый-то большой грешник, знаете, кто?
– Иисус Христос. Да! Ввел людей в соблазн, а сам вознесся. На людей темных, неразумных все взвалил. Мол, я вас люблю, а вы не грешите.
Ну, не так надо было, не так! Рукам уговоры не помогут и проповеди тоже. Это такой род болезни, когда строгость нужна, суровость, иначе что же? Поплексический удар, как незабвенный Иоанн выражался.
Ветрило должно быть послушное, но ведь важно еще - _кому_! Надо, Кесарь, чтобы от послушания не чертям польза была, а тем, кто, облеченный законною властью, народное благо лелеет!
Красный карандаш, птичка на полях.
...Я болен, я опасен...
...Скамеечку-слоника... жалко!..
Последний приступ болезни случился после ареста Иоанна Храпова, когда от порядка в нищенской артели один пшик остался. Начался разгул. Ольга, юродивая, на работу пьяная приползла, непристойные песни орала - это на паперти! Нищий Федор иностранца костылем по спине протянул. Кто-то с кем-то подрался, кто-то архиерею язык показал. Разгул!
А где разгул, там Черт.
Я испугался: кто будет следующий - тот, кто соберется мне руки оторвать? По праву ли, данному законом, свершит он эту казнь? А если не по праву, не по закону?
Вдруг да и уговорит меня Черт в следующий раз камень бросить, а? Болезнь моя непредсказуема: под страхом казни могу и бросить. Могу, могу!
...Во сне и наяву слышал я пулеметный, мучительный, страстный шепот:
– Пыркин, нужна лопата, лопата, лопата-та-та-тата-та...
Украл лопату у зазевавшегося дворника. Нашел удобное место. Стал копать яму - по своему росту. Вчера кончил работу. Успел до первых морозов повезло.
Сейчас ухожу. Оставляю навсегда этот чердак. Больше не видать мне старушечью тень на грязной его стенке.