Письма на волю
Шрифт:
А ведь Вера была уже известным комсомольским деятелем.
Трудно теперь, спустя столько времени, вспомнить подробно обо всех обстоятельствах наших встреч, рассказать, в чем выражалось влияние Веры на нас. Одно несомненно: Вера умела вселять уверенность в людей.
Незадолго до ареста в Белостоке в 1925 году Вера была у нас в Вильно. В той же моей комнатке на Понарской улице она прочитала мне написанное ею воззвание в связи с массовыми арестами в Белостоке и зверствами белостокской дефензивы. Я была первым читателем этого воззвания, полного ненависти к озверевшим наймитам буржуазии. Пламенные
Через несколько лет я в органе ЦК Коммунистической партии Западной Белоруссии «Чырвоны сцяг». прочитала маленькую корреспонденцию, озаглавленную «Красное знамя», в которой были приблизительно такие слова: «Мы, узники Фордона, посылаем вам маленькое красное знамя…» Снова я узнала Верин стиль и подумала: ее голос звучит так же бодро и уверенно, как на воле, а ей ведь, наверно, нелегко…
Арестованную в Белостоке Веру обвиняли в принадлежности к КПЗБ, в руководстве комсомолом Западной Белоруссии. Как работника центра ее привлекли также к массовому коммунистическому процессу в Бресте.
В 1932 году Вера вернулась в Советскую Белоруссию. Минчане горячо встретили свою отважную комсомолку.
После тюрьмы Вера возмужала и держалась более замкнуто. Обычно слушает сосредоточенно и как бы одновременно еще что-то про себя думает. Глаза как будто глубже спрятались, а смотрит прямо в человека — изучает, вновь оценивает, стараясь понять, прочувствовать. Она знакомилась с новой обстановкой — ведь семь лет не была на воле!
Были мы как-то вместе с ней на одном совещании. Дней десять жили рядом, но она мало о себе рассказывала. Каждое утро обтиралась холодной водой, тщательно выполняла утренний туалет. Я на это обратила внимание, а Вера ответила:
— За семь лет привыкла. Если бы не приучила себя, вероятно, не выдержала бы. Знаешь, одно время мне уже плохо было. Самодисциплина — очень важный фактор.
Скупа стала она на слова. Но помнится, когда у меня родилась дочь, от Веры я тогда получила письмо (как жаль, что оно не сохранилось!), полное самых сердечных пожеланий, веселого юмора, радости за меня и за дочурку…
Спустя много лет я слышала, что у Веры тоже была семья, двое ребят. Представляю, как горячо она их любила, как они дороги ей были. Во время войны она их увезла в глубокий тыл, а сама, как солдат, по первому зову ушла в партизаны, в тыл врага, — там нужны были опытные подпольщики.
Написала «как солдат» и вспомнила: когда я жила в Вильно на Понарской улице, Вера у меня как-то раза два ночевала. Поздно вечером жду ее прихода, чтобы тайком от хозяина впустить. Сижу у окна и вдруг слышу ее шаги — ее походку я узнавала уже издалека. «Как солдат топает», — подумала я. Правда, туфли на высоких каблуках выбивали такт, очень отличный от солдатского, но в то же время в ее походке было много общего с тем, что называют боевым солдатским шагом.
Позднее я узнала, что осенью 1942 года она вместе с Софьей Панковой была послана с заданием в тыл врага, где они обе погибли. Говорят, что они были повешены фашистами. Называли Витебск.
Многих из тех, с кем Вера работала и кто ее знал, видимо, нет уже в живых, многие, возможно, очень далеко. Но смело могу сказать, что в их жизни Вера не исчезла бесследно. Она влияла на людей, она звала, сплачивала, вселяла веру в нашу победу, она учила преодолевать трудности. За это мы все любили Веру, и память о ней будем хранить до конца своих дней.
А. Малевская (Бергман)
Журнал «Полымя» № 9, 1956 г.
В БУДНЯХ РЕВОЛЮЦИОННОГО ПОДПОЛЬЯ
Свои воспоминания о Вере Хоружей я пишу не как бесстрастный историк-исследователь, равнодушно листающий пожелтевшие страницы архивных документов. Нет, я бережно перелистываю страницы своей памяти, воскрешая в ней живую Веру, такую, какой знал лично долгие годы борьбы на земле моей родной Западной Белоруссии. Тернисты пути подпольщика. На них можно встретить все, кроме спокойной, беззаботной жизни. Находясь постоянно в борьбе, постоянно в движении, подпольщик никогда не знает, что ожидает его завтра.
Вот такой знал я Веру Хоружую. Как сейчас вижу ее перед собой, энергичную, общительную, жизнерадостную. Наши пути сходились и расходились, годами мы шли с ней вместе. После совместной подпольной работы вместе были участниками судебного процесса «133-х», сидели в тюрьмах. Встречались мы и позже. Видел я ее и в минуты личных невзгод и потрясений. Всегда она была спокойна, выдержанна и глубоко убеждена в правоте дела, которому посвятила свою жизнь.
Это обязывает меня рассказать о Вере Хоружей, о событиях революционного движения в Западной Белоруссии, участницей которых она была, вспомнить о ее друзьях и товарищах по борьбе.
Когда говоришь о Вере-подпольщице, нельзя не вспомнить предыдущие годы, сформировавшие ее характер. Юность ее, прошедшая в Мозыре, на Полесье, совпала с переломом в жизни нашего народа. Ожесточенная борьба классов в годы революции и гражданской войны, немецкая оккупация 1918 года, интервенция и последующая оккупация Белоруссии белополяками в 1919–1920 годах втянули молодую, только что вступившую в самостоятельную жизнь сельскую учительницу Веру Хоружую в бурный водоворот событий.
Уже тогда она поняла сознанием и почувствовала своей тонкой, восприимчивой душой, на чьей стороне историческая правда, в каком стане ей надлежит быть. Поняла раз и навсегда и уже никогда не отступала с однажды избранного пути. Худенькая, можно сказать, хрупкая светлокудрая комсомолка взяла в руки винтовку и пошла по лесам и болотам родного Полесья истреблять банды Булак-Балаховича. В те трудные дни ее можно было видеть на субботниках и воскресниках по выгрузке дров, с лопатой в руках по расчистке железнодорожных путей, в нетопленом комсомольском клубе за изучением «Азбуки коммунизма». Ее стихией были массовые комсомольские «дни урожая», «дни леса», вечера вопросов и ответов, митинги и факельные шествия в день МЮДа.