Письма о буддийской этике
Шрифт:
Я желаю тебе только счастья. Пока мы не можем практически говорить о совершенстве, нам придется ограничиться только теоретическими рассуждениями о самосовершенстве, в этом я тебе никогда не откажу.
Я надеюсь, теперь тебе понятно: йога — совсем не то, что спиритическое столоверчение. Будучи женой Ванюшки, ты не сможешь оставаться в такой оживленной переписке со мной. Во-первых, он будет, несомненно, ревновать. Если бы он понимал в этом вопросе хоть что-либо! А то он посчитает это бредом сумасшедшего и подумает, что мы через это протаскиваем свою любовь друг к другу. Во-вторых, мне будет невозможно писать, ибо я люблю тебя не только духовно, но и физически.
Я не могу поверить, что ты, Наташа, полюбила деньги Ванюшки. Если это так, то, конечно, это не делает тебе
То, что я написал о Ванюшке, пусть тебя не огорчает, и ответ на все это от тебя совсем необязателен, даже нежелателен по известным тебе причинам. Я написал о нем то, что мне передали. Л. М. сама не хочет мне говорить, а говорит М. А. Твоя мама писала Л. М., что между мною и тобою установилась мистическая связь. А М. А. и Л. М. никак не могут понять, что за мистическая связь может быть между мужчиной и женщиной.
Наташа! Прошу тебя: не говори об этом никому. Ибо мы живем в социальном мире, поэтому каждое мнение постороннего для нас важно. Не хочу, чтобы меня посчитали сплетником, но не написать тебе об этом я не мог. Все-таки долго тебе не писал. Вообще, я с самого начала был против того, чтобы люди знали о моей любви к тебе.
Мечтаю о твоем приезде в Москву. Я писал тебе и 21-го и 22-го декабря о том, что умоляю тебя приехать. И сейчас повторяю то же самое. Если ты приедешь в Москву, то: 1) я буду радоваться как человек, любящий тебя; 2) будем в личной беседе выяснять не только неясности в нашей связи и любви, но будем подробно разбирать теоретическую проблему, которая не выяснена в письмах; 3) разберем возможности твоего посвящения в йогизм; если это возможно, то — когда, и возможно ли вообще, и т. д.
Я думаю, еще больше полюбить за то время, пока ты будешь в Москве, невозможно, ибо любить сильнее и больше, чем сейчас, я не могу. Я люблю тебя (как мне кажется) так, как никто никого не любил вообще. Несомненно, будет тяжело расстаться с тобой, в это я верю. Но что делать? Конечно, приехать. Если не приедешь, то удар будет гораздо сильнее, чем расставание.
Насчет сна. В данном случае для меня не авторитет ни Павлов, ни Зигмунд Фрейд. Если парапсихические опыты показали, что человек в гипнотическом сне при переходе от восьмой к девятой стадии начинает предсказывать судьбу, то это, видимо, значит, что когда разум и чувство спят (бездействуют), тогда действует интуиция, которая вневременно, непосредственно познает будущее вследствие настоящих наших действий. То же самое со сном. Во сне у человека спят чувства и разум, зато действует интуиция. (Об этом мы побеседуем потом.) Насчет часов и белого платка я расскажу тебе в Москве (устно — это так надо).
То, что мы ехали на колеснице, значит, что мы попали на путь буддийского совершенства. Я тебе говорил, в буддизме различают три Колесницы:
1) Низшую Колесницу — хинаяну;
2) Высшую Колесницу — махаяну;
3) Сверхвысшую Колесницу — мантраяну, т. е. колесницу йога.
Но на какой колеснице мы ехали, я не знаю. То, что попали в дебри индийских джунглей, это значит: мы попали в дебри индийской философии, но, видимо, будем трактовать их в стиле европейского мышления, так как в тех джунглях были и сосны, и кедры. Они будут отличаться от европейских сосен (философии) тем, что значительно богаче, красивее и т. д.; что их деятельность будет освещена мудростью (солнцем) и нас будет окружать хорошая, благоухающая атмосфера.
Есть такое слово «чахар», в переводе означает — «что случилось». Чахар — одна из провинций во Внутренней Монголии; начиная с xv в. там жили несколько известных в буддизме йогов; самый знаменитый из
Теперь я буду уверен, что увижу тебя б января. Л. М., наверное, примет. Пока о нас молчи, мы договоримся, что и как говорить.
Пока, приезжай, моя хорошая, милая Наташа.
Целую, целую, целую.
Твой всегда Биди.
26.
27 декабря 1956 г.
Москва
Милая моя Наташа!
Еще раз поздравляю с Новым годом тебя и всех твоих близких — твою маму, В. Э. и Горика.
Ну, что ж, продолжим беседу об индивидуальном Я. Чтобы нам было понятно, мы скажем: все, что находится за пределами нашего опыта, Будда считал непонятным для несовершенного интеллекта, и поэтому оно — небытие, поэтому оно для несовершенных людей не существует. Будда ясно говорит только одно — чем не является Я, хотя он никогда ясно не определял, что же оно представляет собой. Иначе говоря, он говорит: Я — это ни то, ни другое и ни третье, а что оно такое, об этом он умалчивает; этим он показывает его трансцендентность. В «majjhima nikaya», в сутре i, говорится: «Тогда странствующий монах Ваччхаготта обратился к Возвышенному (Будде), говоря: „Как обстоит дело, достопочтенный Готама, есть ли эго (Я)?“ Когда он сказал это, Возвышенный хранил молчание. „Значит, достопочтенный Готама, эго (Я) нет?“ И по-прежнему Возвышенный молчал. Тогда странствующий монах Ваччхаготта поднялся с места и ушел прочь. Но достопочтенный Ананда сказал Возвышенному: „Почему же, о господин, Возвышенный не дал ответа на вопросы, заданные странствующим монахом Ваччхаготтой?“ „Если бы я, Ананда, будучи спрошен странствующим монахом Ваччхаготтой, „есть ли эго?“, ответил: „эго есть“, это, Ананда, подтвердило бы учение тех саманов и брахманов, которые верят в постоянство. Если бы я, Ананда, когда странствующий монах Ваччхаготта спросил меня, „значит, эго нет?“, ответил: „эго нет“, этим, Ананда, я подтвердил бы учение тех саманов и брахманов, которые верят в уничтожение“» (о диалоге Ваччхаготты см. Aggiveacchagotta Sutta, n 72; i, 484-489).
По поводу этого диалога существуют самые разнообразные мнения среди европейских ориенталистов (санскритологов). Мы можем сказать, что эго (Я), проходя через сансару, в бесконечном своем перерождении не может оставаться одним и тем же, т. е. первоначальное эхо Абсолюта, самосовершенствуясь, перестает быть эхом Абсолюта, а само становится Абсолютом в тот момент, когда сливается с нирваной. Поэтому Будда не мог ответить странствующему монаху, что существует постоянное (неизменное) эго. Но на самом деле все-таки существует совершенствующееся, постоянно видоизменяющееся эго, т. е. эхо Абсолюта; значит, нельзя утверждать, что совсем не существует эго (Я). Это находится также в согласии с заявлением Будды, что Я — это не то же самое, что скандхи, но и не целиком отличное от них. Это не просто сочетание духа и тела, но это и не вечная субстанция, изъятая из превратностей изменения. Но что оно (Я) представляет собой, он не отвечает, вернее, говорит: «Пока мы остаемся в пределах чистой логики, мы не можем доказать действительность души как атмана. Непознаваемый атман, будто бы лежащий в основе нашего Я, — это не поддающаяся разгадке тайна. Будда призывает нас быть философичными настолько, чтобы признать границы философии».
Но чтобы знать сущность эха атмана, надо достигнуть такого совершенства, как Я, говорит Будда. «Будда полагал, что постулировать наличие души — значит выходить за пределы описательной точки зрения. То, что мы знаем, — это феноменальное Я. Будда знает, что есть что-то другое. Он никогда не согласился бы признать, что душа есть только сочетание элементов, но он отказывается размышлять по поводу того, чем же другим она может быть. Упанишады доходят до корня всех вещей, одно за другим снимая с Я покрывала случайности. В конце процесса они находят всеобщее Я, не являющееся ни одним из этих существ, хотя и представляющее собой основу из всех. Будда придерживается того же самого взгляда, хотя он и не говорит этого определенно».