Письма о буддийской этике
Шрифт:
(Продолжение)
Так вот, буддизм проповедует аскетизм, поскольку он проповедует сожжение всего дурного в сердце. «Кроме того, аскетический искус Будды имеет в виду арену внутренней жизни духа, а не внешние судьбы тела. Будда фактически допускает заботу о теле, хотя и не допускает привязанности к нему. „Ты был когда-нибудь ранен стрелой в сражении?“ — „Да, был“. „А ты смазывал свою рану мазями, лил на нее масло, перевязывал ее куском тонкой материи?“ — „Да“. „Любил ли ты свою рану?“ — „Нет“. „Точно также и аскеты не любят своего тела; но, не будучи к нему привязаны, они пользуются им для того, чтобы совершенствоваться в религиозной жизни“» (Milinda, p. 73).
«Будда даже разрешил бхикшу (ученику-аскету) прилично одеваться, хорошо (нормально) питаться, иметь жилище и пользоваться медицинской помощью. Он знал, что телесное мучение вредно для
Аскет — не тот, кто умерщвляет тело, а тот, кто очищает душу. Аскетизм есть только отрыв от вещей, отвлекающих в сторону наши Желания „от забот мира и обманчивости богатств и стремления к обладанию другими вещами“. В упанишадах Начикетас с величайшим презрением отказывается от преходящих удовольствий мира, страстно желая познать Брахмана, живущего по ту сторону смерти, таящегося в глубинах. Отречение необходимо для всякой здоровой жизни. Когда монахиня Гаутами попросила Будду рассказать ей о сущности дхармы, Будда сказал: „Если в отношении какого бы то ни было учения ты уверена, что оно ведет к страсти, а не к миру, к гордости, а не к смирению, к желанию многого, а не к желанию малого, к любви к обществу, а не к любви к уединению, к праздности, а не к серьезному стремлению, к духу, который трудно успокоить, а не к духу, который легко успокоить, — то, о, Гаутами, это учение не есть дхарма“» (Dahlke. Buddlhist Essays, p. 215).
Пока, желаю тебе всяких благ. Целую тебя, моя богиня, моя радость.
Твой Биди.
P.S. От Алексеева опять получил открытку, где обещает на днях выяснить обстановку. Пишет бодро и просит не терять надежду.
57.
14 апреля 1957 г.
Москва
Моя милая, бесценная Наташа!
Сегодня получил твое письмо из Тракая. Спасибо. Я очень рад, что тебе понравились клипсы и бусы, а книги послал как подарок, с одной стороны, и как ширму для клипсов — с другой. «Критику чистого разума» Канта посмотри сама и передай потом В. Э.
Насчет сна, описанного тобою в том письме, я забыл упомянуть. По нему ясно видно, что ты связана с буддизмом (Буддой) крепкими узами. Он избавил тебя от всяких неприятностей (блохи) и впредь будет постоянно избавлять тебя от плохого. Неизвестно, какой был бы результат, если бы ты была принята на работу в архив. Видимо, он просит тебя, чтобы ты вступила на путь совершенствования.
Я тоже недавно видел сон: мой Учитель пришел ко мне в образе Будды, его лицо становилось то лицом Будды, то его собственным лицом. Я сидел как будто бы у подножия какой-то скалы, а передо мною — пропасть. Я весь съежился и боялся пошевелиться, положение было безвыходное. В это время какой-то яркий луч озарил меня, и я увидел, что этот свет идет от карманного фонарика, который держит мой Учитель и он же — Будда. Он обращается ко мне: «Что ты, сын мой, сидишь здесь, зачем?» Я отвечаю: «Сижу и думаю, как мне перебраться через эту яму». Тогда он лучами фонаря проводит вдоль пропасти, и в темноте эти лучи находят белый горбатый мостик через эту пропасть. Я подумал: ведь такой же мостик был в Екатерининском парке в Царском Селе. И обрадованный прохожу по этому мосту. На другой стороне Учитель и он же — Будда встречает и спрашивает: «Куда ты шел, сын мой?» Я говорю: «Мне же надо или в Москву, или в Ленинград, там ведь письмо от моей Наташи». Он отвечает: «Тебе сейчас нельзя ни в Москву, ни в Ленинград, там остались только те, которые присуждены к гибели. А Наташа твоя никуда не денется, и ты ее увидишь после пожара». И Учитель (Будда) поднимает левую руку и держит параллельно плечу, делая из себя букву «Г», и приказывает мне смотреть под руку. Я смотрю и вижу: земля охвачена пламенем, страшные языки огня окутывают многоэтажные каменные дома, все горит и рушится. Среди зарева пожара и пламени я вижу здание МГУ, кинотеатр «Ударник» (в Москве) и вершину Спасской башни Кремля. Немного севернее от этого пожарища вижу другой грандиозный узел огня, там среди пламени осветились купола Исаакиевского собора, американские горки в зоопарке (Ленинграда). Вот выплывает охваченный пламенем «Медный всадник» — памятник Петру I. Среди пламени оказалось лицо профессора Алексеева (моего друга), перекошенное от испуга и боли. Один только раз он вынырнул,
Что это значит, я пока объяснить себе не могу. Когда так затягивается с работой, начинаю думать: может, мне нельзя быть в этих городах. Как ты, Ната, думаешь?
Я жду твое фото, снятое у фотографа, это мне принесет огромную радость. Я ведь, как мне кажется, круглые сутки думаю о тебе, даже не знаю минуты, когда не думаю. В последнее время меня преследует болезненное желание увидеть тебя хотя бы на один миг. Этого я не чувствовал раньше. Может, твое новое фото успокоит меня от этого, пока для меня неосуществимого желания. От земли, или сансары, я не жду радости, мне кажется, если еще раз увижу тебя, ты — моя радость, моя надежда, я успокоюсь окончательно. И считаю, что это будет для меня самым большим и радостным явлением в моей земной Жизни. Я думал, что, живя в разлуке с тобою, постепенно буду успокаиваться, моя любовная страсть к тебе начнет остывать. Но, однако, не тут-то было: как я заметил, пламя любви разгорается все больше и больше…
По поводу ключевой мантры. Ты спрашиваешь: «Вот ты, например, посвященный, но не знаешь ключевой мантры для достижения тех способностей, о которых ты прочел в тех тибетских книгах. Значит, и посвящения мало? А что же представляет собой ключевая мантра созерцания Ваджрасаттвы?» Я имею посвящения к следующим дандари (тантрам — ред.): Ямандаги, Тары, Ваджрасаттвы, Дамциг-Доржи, Авалокитешвары. И ко всем этим посвящениям имею ключевые мантры, а иначе посвящения не бывает.
Когда я дал тебе Ваджрасаттву, я дал тебе его ключевую мантру (самая большая мантра: ОМ БАЗАР САДА САМАЯ, МАНУ БАЛАЯ и т. д.) и не только ключевую мантру, но старался или, вернее, передал тебе всю свою мистическую силу. Это я делал разными способами, ты должна была (мне кажется) понять это. Возможно, ты думала, что меня охватила безумная животная страсть, и эту страсть я возбуждаю в тебе. Прежде всего, у йогов не должно быть сомнения. Если сомнения начинаются, то уже ничего не выйдет. Если ты безраздельно поверишь, что получила от меня все, что полагается для достижения йоги, то можешь созерцать Ваджрасаттву и добьешься духовного могущества.
Тантр очень много за пределами указанных мною пяти тантр. Так просто читать их не имеет смысла (кроме теоретического знания). Никакого результата не будет. Я тебе буду писать все, что читал и читаю в этих тибетских и в тех русских книгах. Поскольку ты имеешь посвящение Ваджрасаттвы, то тебе необходимо знать теорию этого тайного учения.
Я пишу, что нет у меня условий для серьезной работы — сосредоточения. Это вполне естественно. Ведь здесь огромное значение имеет душевное равновесие. Мое положение — постоянное беспокойство за завтрашний день, неопределенность насчет устройства на работу — постоянно мешает сосредоточиться. Вот в каком смысле я это говорю. Если устроюсь, я буду знать точно, что мне легко будет сосредоточиваться систематически, каждый день. Насчет твоего посвящения через П. не может быть теперь и речи. Эти указанные пять тантр я могу тебе дать. Кроме того, можно найти людей (учителей), когда будет в этом необходимость. Сейчас ты имеешь посвящение Ваджрасаттвы и в этом не сомневайся.
Насчет моего настроения: в связи с проклятым, никому не нужным фестивалем в Москве проводится кампания по высылке всех тех, кто не прописан. Об этом я знал еще в начале марта. Сказали мне, что кого найдут непрописанным, сразу берут под винтовку (под стражу) и высылают в Сибирь, поэтому я ждал каждый день прихода милиции и поэтому не спал, по сути дела. Каждый стук в дверь и разговор под окном волновали мои нервы, я вздрагивал, соскакивал среди ночи с кровати. Нечто ужасное я уже переживал. Наконец кончилось это тем, что 11 апреля, когда я проявлял фотографии с В. П., явился к нам капитан милиции и заявил В. П., что раз есть гость, то нужно проверить документы. Он составил протокол на М. А. и от меня взял подписку о выезде в течение 72-х часов или прописке за это время. Я пробовал временно прописаться, до 13 апреля. Но, увы, бесполезно. Теперь я живу между небом и землею. В общем, дело обстоит плохо.
Сегодня 14 апреля. Я посылаю в Ленинград мою научную работу, написанную в эти дни. Ее оценили очень хорошо в Институте востоковедения АН в Москве; напечатана она на машинке, получилось около 25 страниц. Эту работу вдруг потребовал в Ленинград академик И. А. Орбели. Одним словом, я посылаю туда сегодня же. И с этого дня я переселяюсь к профессору Познякову под Москву (40 км) и там я буду ждать результата или вызов из Ленинграда. Так обстоят мои дела.
(Продолжение.)