Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год

Глинка Федор

Около 2-го часа пополудни французы толпами ворвались в город и как вода разлились по улицам: прибежали к мосту и, казалось, хотели перескочить через Эльбу, чтоб грабить Нейштат, который мы охраняли. Но злость не дает крыл. Они остановились и начали стрелять. Наши егери, засевшие в развалинах моста, отвечали им, и перестрелка не умолкала. Вскоре раздался по всему Дрездену колокольный звон и возвестил прибытие Наполеона. Итак, в сию минуту владычество Александра и противника его разделяла только одна река. По ею сторону благословляли добродетельного защитника прав Европы, по ту со стоном покорялись врагу. Французские офицеры, богато одетые, расположив в разных местах музыку, прогуливались в набережном саду с дрезденскими женщинами. Они, конечно, хотели осуществить мечту о золотом веке и доказать, что тигры могут гулять с агнцами! Хотя с их и с нашей стороны стреляли только вдоль по мосту, однако пули и картечи хватало далеко

через, и они свистали по улицам. С нашей стороны на конце моста возвышен был земляной траверс [37] . Пули жужжали, как пчелы, везде носилась смерть. Можно было быть убиту на гулянье, у окна, переходя из улицы в улицу, сидя в кругу мирного семейства; за столом, за стаканом мороженого…

37

Траверс — земляная насыпь для закрытия внутренности укрепления от поражений с флангов или тыла.

Опасность была одинакова для обеих сторон. Многие из французских офицеров, подходившие на линию выстрелов упадали мертвые к ногам своих красавиц. Музыка мешалась с пальбою; стоны умирающих с песнями веселящихся; жизнь с смертию. Многие граждане, даже женщины и малые дети, ранены — вот в каком состоянии была прелестная столица Саксонии!.. К вечеру, когда пальба начала несколько затихать, вздумали мы взойти на мост, где так часто наслаждались весенними сумерками; но едва дошли до половины, как французы открыли по нам огонь; пули засвистали… Мы присели на каменную скамью подле сквозной железной решетки; щедрые приятели на каждого из нас троих выпустили десятка по два пуль; большею частию они летели через, иные, однако ж, попадали в решетку подле самых наших голов. Наконец смерклось, все утихло; месяц начал посребрять город, и мы пошли в свою квартиру. Однако ж и там не менее безопасны были от пуль и картечи, ибо дом, где стоял генерал Милорадович, был на самом берегу. Ему старались дать о сем заметить; но генерал, хранимый своим ангелом, надеющийся на бога, как Суворов, не знал страха и спал спокойно под тучею смертей. За великие труды, понесенные им в течение последних дней, к нему по всей справедливости можно было применить стих одного из лучших стихотворцев наших, что:

Светило дня и звезды ночи Героя видят на коне…

Бессонница и заботы подействовали на его здоровье. Он заболел, известил о сем Главнокомандующего графа Витгенштейна, созвал всех генералов и сдал начальство над арьергардом старшему по себе князю Горчакову. Итак, мы на несколько дней будем покойны. Ночь и безмолвие уже повсеместны, свеча догорает, полно писать, задремлем, пока еще возможно!..

27 апреля, 4 часа пополуночи

Сейчас дунул в растворенное окно свежий весенний ветерок, окурил комнату ароматами расцветающего сада, и я проснулся! Утро прекрасно; солнце только что взошло; неизъяснимая сладость распространяется в воздухе. Спят люди, спят страсти их, и перуны молчат. В ближней улице поет соловей. Смотрю в окно — вижу Эльбу спокойною и природу величественною. Боже! Как прелестно творение твое! Но для чего так мятежны люди! Отколе сие смешение добра и зла? Для чего прекрасная весна твоя вместе с розою и соловьем оживляет ядовитого змея?.. Спешу насмотреться на сии прелестные картины природы, спешу запечатлеть их в памяти и сердце моем. Душа с жадностью наслаждается ими. Никто, никто не отымет у нее сего мгновенного и единственного наслаждения.

Жизнь и деятельность пробуждаются в городе. В разных местах показываются граждане и поселяне, а французы еще спят! Но вот идет один с коротким ружьем и будит других на зеленом окопе близ моста. Они встают один за другим, хватают ружья и приветствуют утро стрельбою и кровопролитием… Вот и около пушек засуетились!.. Вот и выстрел! — другой картечью… Шумят ядра… Небеса дымятся — и бледнеет жизнь и природа!.. Вот густые облака пыли движутся по течению Эльбы: верно, французы идут туда переправляться. Пальба усилилась. Генерал Милорадович услышал — и забыл болезнь свою! Он велит седлать лошадей, и все мы едем в дело. Оно будет жарко. Прощай!

28. Деревня Вейсиз

Вчера имели мы жаркое сражение. Оно началось тем, что французы, под прикрытием сильного картечного огня с бастиона, на их стороне находившегося, нося фашины и доски к пролому большого моста, показывали вид, будто хотят переправиться в городе, и до тех пор толпились на мосту, пока несколько удачных наших выстрелов не смели их дочиста с оного. Эта переправа была ложная. В самом же деле Наполеон, подвинув армию свою за четыре версты влево, вниз по течению реки, приказал

ей переправляться в глазах своих под покровительством великого множества пушек, которыми унизан был высокий в том месте берег. С нашей стороны граф Сент-Приест с отрядом оставлен в самом городе, а прочие войска небольшого арьергарда нашего поспешили сопротивляться многочисленным войскам Наполеона. Роты артиллерии Нилуса и Башмакова подоспели туда же — и сражение загорелось. Неприятель засыпал нас бомбами, гранатами и картечью. Наша артиллерия действовала искусно и удачно. Солдаты дрались с неимоверною храбростию. Оторванные руки и ноги валялись во множестве на берегу, и многие офицеры и солдаты, лишась рук и ног, не хотели выходить из огня, поощряя других примером своим. Целый день кипело сражение; Наполеон истощил все усилия, но не переправился. К вечеру бой укротился, и мы возвратились по-прежнему в Нейштат ночевать. Мы бы могли еще держаться, но в общем плане положено не удерживать, а только замедлить переправу французов. Посему-то, отступив, стоим теперь верстах в десяти от Дрездена, в деревне Вейсиг. Французы не беспокоят нас сегодня. Передовые посты молчат.

Вчера, во время самого жаркого дела, поселяне ближайших окрестностей пахали землю. Еще страннее: едучи в город с приказанием, я видел в одной аллее, очень недалеко от того места, куда падали ядра, порядочно одетого человека, спокойно читающего книгу под страшным громом сражения. Должна быть очень любопытная книга!

Оттуда ж

Несколько наших адъютантов заняли пустую избу. Все поселяне, боясь французов, скрылись в ближние горы, но узнав, что не французы, а русские к ним пришли, многие хозяева возвратились в дома, в том числе был и наш. Добрый Вильгельм принес с собою хлеба, достал спрятанное в земле масло, кофе, потчевал нас с непритворным усердием. Вчера я сам слышал, что, когда солдаты наши, утомленные сильным жаром, просили у жителей воды, добрые люди говорили им: «У нас есть еще для вас пиво; с русскими готовы делиться последним: вы наши защитники!» Вот как обходятся с нами саксонцы! Между прочими книгами в крестьянской библиотеке нашего хозяина нашли мы одну книжку под заглавием «Политические разговоры европейских государей». Она была написана немецкими стихами и в лицах. Разумеется, что Наполеон занимал здесь первое место; все государи благоговели пред великим могуществом великого народа и великой армии. Вот какими средствами действует Наполеон на души и умы всякого состояния людей. Хозяин наш прочитал нам почти всю эту книжку наизусть; однако ж он не считает Наполеона великим, а только — страшным.

29. В окрестностях Бишефс-Верды

Сегодня в час пополудни неприятель начал затрагивать наши передовые посты. Часа с два продолжалась перестрелка; потом великими силами начал он теснить отовсюду наш арьергард. Мы отступали по узкой мощеной дороге, имея справа и слева лес, холмы и болота. Артиллерия наша занимала каждую выгодную высоту, и неприятель чувствовал искусное действие ее. Вопреки всем его усилиям, он подвигался вперед только на такое пространство, какое начальник арьергарда, по довольном защищении, за благо рассуждал уступать ему. Стрелки неприятельские в великом множестве, как ртуть, растекаясь в густоте леса, обходили наши фланги и нередко заставляли даже резервы вступать в дело. Но сии храбрецы лесные останавливались при первой полянке: русский штык и поле всегда им страшны.

1 мая. ДеревняРот-Наустиц

Вчера дрались мы целый день, защищая дорогу. Истоща все усилия сбить нас с одной высоты, неприятель вздумал было обойти ее долиною. Покушение дорого ему стоило. Генерал Милорадович, показывая, будто не примечает его движения, сделал все, что нужно было. Едва спустилось несколько колонн в лощину, как вдруг, дозволя им пройти, со всех сторон открыли по ним страшную пальбу из потаенных и открытых батарей. Расстрелянные колонны, потерпев великий вред, тотчас рассыпались и побежали в леса. Неприятель, полагая, что мы будем держаться в Бишефс-Верде, пустил на нее тучу бомб и гранат — и вмиг несчастный городок превратился в огромный столп огня и дыма. Сегодня мы опять покойны. Неприятель перевязывает вчерашние раны.

Вчера неустрашимый полковник наш Сипягин, занявшись обозрением мест за городом и проезжая потом через оный, вдруг был отрезан толпою ворвавшихся со стороны французов. За ним ехал Александрийского гусарского полка поручик Пороховников и Лубянского гусарского корнет Григорьев. Две колонны пустилипо них батальный огонь: они были в дожде пуль — и остались невредимы! Это, однако ж, не редко встречается в войне.

По словам пленных, неприятель потерял очень много убитыми и ранеными в последние два дня. Слова пленных: «Против нас командуют Макдональд и вице-король Италиянский. Войска имеют они в своем авангарде сорок тысяч, да сверх того большие колонны вправо и влево».