Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год
Шрифт:
Передовые караулы наши и отряд графа Сент-Приеста перед местечком Бишефс-Вердою, а в четырех верстах за оным и весь небольшой арьергард наш расположен при деревне Рот-Наустиц.
2 мая. Там же
Здесь жители не так смелы, как в Дрездене; все ушли в горы. Села опустели. У нас все покойно: неприятель стал воздержнее в преследовании нас и до сих пор ничего еще не предпринимает. Со времени выступления нашего из Дрездена, в целые пять дней, неприятель, невзирая на великое превосходство сил его, не мог отодвинуть нас более четырех здешних миль или двадцати восьми наших верст; следственно, мы уступали ему не более пяти верст в день… Притом, несмотря на повседневные сражения с 21 апреля и по сие время, арьергард имел самый малый урон в людях и во множестве тесных проходов по самым трудным путям не потерял ни одной повозки из своих обозов. По сему можешь судить, как искусно пользовался местоположением, как храбро сражался и с какою твердостию отражал все усилия неприятеля арьергард наш. Такой арьергард, доставляя всевозможные выгоды, время и спокойствие армии, которую он отстаивает грудью, приобретает полную благодарность и, обращая на себя внимание даже самого неприятеля, по всей справедливости заслуживает место в воинских летописях будущих времен.
2 мая. Там же
Сейчас привезли генералу Милорадовичу Высочайший Рескрипт,
38
*Рескрипт сей, вместе с подробным описанием всех авангардных и арьергардных дел, напечатан будет в особой книге под заглавием: «Подробное описание действий аван- и арьергарда армии в 1812 и 1813 годах». Там объяснятся все затруднительные случаи, в которых войска сии находились, и как благоразумие, мужество и военный глазомер начальствующегоими доставляли им победы.
Итак, генерал, отличенный знаменательными заслугами, получает теперь новый блеск с новым достоинством. Весь арьергард радовался атому, как собственному благополучию. Солдаты окружали нового графа и кричали ему: ура!..
8 мая, ввечеру. Город Бауцен
В шесть часов поутру на передовой отряд наш учинено нападение. По упорной перестрелке, неприятель сильными колоннами начал обходить оба фланга его, имея, однако ж, более направления на левый. Передовой отряд, сходственно с повелением, уклонился к выгодной позиции арьергарда, где неприятель встречен перекрестными выстрелами всех наших батарей, действием которых и остановлен. Он опять было устремился на левый фланг наш к горам, но стремление его не имело никакого успеха. Генерал-майор Юзефович, с частию кавалерии, ударил в правый фланг неприятеля столь счастливо, что тотчас опрокинул его. Такой же успех имели и на правом фланге кавалерийские атаки князя Трубецкого и генерал-майора Лисаневича. Вообще вся кавалерия, под начальством генерал-адъютанта Уварова, показала в сей день, какой великий вред может претерпеть неприятель от блистательной храбрости ее в стремительных, смелых и удачных нападениях. Харьковский и Каргопольский драгунские полки наиболее отличились. Истребленные колонны и много пленных были плодами кавалерийских атак. Известный отличною своею службою генерал-майор Еммануель, действуя в сей день из-за гор в правый фланг неприятеля, взял также пятьсот пленных, сверх коих много переколото. Получа новое подкрепление, неприятель с большим стремлением начал развивать сильные колонны свои вправо и влево, угрожая опять обойти паши фланги. Уступая превосходству сил, но сражаясь, однако ж, за каждый шаг земли, арьергард медленно отступал к городу, пред которым расположился на биваках, заставив и неприятеля сделать то же. По словам пленных, в одном из их пехотных полков урон простирался до трехсот человек; вся же потеря неприятеля в сей день достигала до четырех тысяч. С нашей стороны урон не превышал двухсот пятидесяти человек. Вот выгоды оборонительного отступления: уступая пространство, сохраняешь людей. Смотря теперь на солдат наших, отличающихся не одними минутными порывами храбрости, но постоянным мужеством, твердостию духа и безропотным терпением, нельзя не признаться, что война образует войско.
В течение священной Отечественной войны и настоящего похода за границу солдаты совершенно привыкли к трудам и опасностям. Они бодры, терпя голод и нужду; в самом пылу сражения, под ядрами и гранатами, наблюдают совершенную стройность в движениях и, отступая, уверены в победе. Всего важнее то, что солдаты наши вовсе перестали бояться французов. В сражении 3 мая полковник Керн хотел было сменить цепь стрелков, бывших уже несколько часов в деле. «Не сменяйте нас! — кричали солдаты, — мы еще можем стоять до вечера, пришлите только патронов!» При многих атаках кавалерии пехота спешила бегом подкреплять ее и довершать истребление неприятельских колонн штыками. Штык и сабля теперь в совершенном согласии. Сражение 3 мая сдружило пехоту с конницею. Таким образом, опыт, пример и внушения храбрых и благоразумных начальников действуют к возвышению духа и усовершенствованию солдат. И после этого можно уже понять, отчего горсть войска, составлявшая арьергард, могла быть столь страшною для неприятельской армии. Я забыл тебе сказать, что главная армия наша давно уже стояла за Бауценом, отдыхала и укреплялась на высотах.
4 мая, 5 часов пополудни
Итак, мы опять в Бауцене, в том прекрасном Бауцене, где я имел такую покойную квартиру, такого ласкового хозяина, который разговаривал со мною о Тридцатилетней войне, о гуситах… Но вот выстрел!.. Еще другой!.. Пальба! Видно, неприятель наступает. Бросаю перо и сажусь на лошадь. Прощай!
Там же — вечером
Неприятель сделал только попытку, или, говоря военным языком, он сделал усиленное обозрение левого нашего крыла и средины. Колонны его подходили на пушечный выстрел к городу, и некоторые батареи наши действовали по ним.
5 мая. Бауцен
Чрез целый день с обеих сторон все было покойно. Примечено только в войсках неприятельских беспрестанное движение. Колонны их тянулись то вправо к Каменцу, о чем извещал партизан Давыдов, то на левый наш фланг к горам. С нашей стороны занимались устроением батарей на правой стороне города.
6 мая
Лишь только старая хозяйка наша принесла нам кофе и хотела наливать, как раздался гром пушек; окна в доме затряслись, у доброй старушки задрожали руки и кофейник выпал из них. Между тем народ суетился; конные взад и вперед скакали по улицам; мы тотчас на лошадей и за графом к батареям. Но дело кончилось ничем; неприятель выглянул и опять скрылся за гору. Движение в войсках его не прекращается; он затевает дело не на шутку. По вечерам видны большие огни и слышны музыка и песни. Соседи наши живут весело, только не слишком сыто: по словам пленных, они крайне нуждаются в хлебе и фураже. Разные сборные дружины в войске Наполеоновом крайне неохотно ходят в дело. Многие, как сказывают, сами себя ранят, чтобы иметь причину выйти из рядов. Кроаты [39] уходят целыми ротами.
39
Кроаты — здесь: хорваты.
7. Там же, под вечер
В четыре часа пополудни весь авангард наш стал в ружье; некоторые батареи изредка действовали, и стрелки заводили перепалку. Все сие было сделано для того только, чтоб привлечь па нас внимание неприятеля и тем
8. Рано поутру
Среди беспрерывной работы в авангарде мы заросли было бородами, сейчас цирюльник-немец выбрил, остриг и причесал нас. Вдруг слышим выстрелы!.. Велим подавать лошадей. Итак, мы сегодня не нарочно подражали великому Ксенофонту, который всегда щегольски одевался перед сражением. Но может быть, дело кончится опять военным обозрением: пушечною пальбою!..
13 мая, д. Зейхау
Вот где уж отозвался я тебе! Пять дней молчал: четыре дня были мы в самых жарких сражениях. Ад, со всеми огненными бурями своими, свирепел около нас. Голод, бессонье и усталость отнимали у меня способность мыслить, не только писать. Теперь мы в тишине, в деревне, я сижу под липами у светлой воды и могу писать. Как очутились мы здесь, о том речь впереди, а теперь опишу по порядку то, что было. Нет! Не военное только обозрение, не перепалка была 8 числа у Бауцена, но самое жаркое, упорное сражение. В 9 часов утра множество колонн французских вдруг из-за горы двинулись к Бауцену: одни двинулись штурмовать город, другие обходили его. Ядра и гранаты посыпались, как самый сильный град.
Граф Милорадович имел предписание от Главнокомандующего, чтобы, не давая окружать себя в городе, оставить оный и уклониться к твердой позиции главной армии, наводя на нее неприятеля. Так было сделано пред великим сражением Бородинским. Наши и здесь вызывали французов на общее или генеральное сражение. Вскоре неприятель, овладев одною высотою на правом фланге, выставил большое число орудий и начал действовать вкось. Другие батареи открылись за городом, и выстрелы сделались перекрестными, и не было места, где бы не падали ядра, где бы не разрывало гранат. Я еще теперь не могу надивиться, как мы уцелели. Несмотря на все это, арьергард отступал медленно и в обыкновенном порядке. Около половины дня государь император сам изволил выехать и стать на одном высоком холме, чтоб быть очевидным свидетелем сражения. Между тем неприятель вывез пушки на одну высоту, которую мы ему только что уступили — и ядра начали доставать до того места, где стоял император. «Уехал ли государь?» — спросил граф. «Нет, — отвечали ему, — он стоит неподвижно под ядрами». Можно ль было допускать далее опасность? «Вперед!» — закричал граф и во всю прыть своей лошади поскакал к самым передним колоннам. Вскоре миновали мы, картечный выстрел и очутились в пулях у стрелков; и граф стал на одной черте опасности с прапорщиком. Но какое неописанное действие производит присутствие генерала! Я видел артиллерийских офицеров, у которых пыль и порох запеклись на лицах, которые едва стояли на ногах от усталости, вдруг оживотворившихся как бы новою силою и подвигавших пушки свои вперед. Я видел, как раненые возвращались назад и становились в ряды; слышал, как кричали офицеры и солдаты: «Граф велит идти вперед; посмотрите, он сам здесь! Его ли здесь место?» — говорили многие — и цепи стрелков, одни других перегоняя, крича «ура!», бежали вперед, артиллерия подкрепляла их. В эту минуту всеобщего исступления можно б было взять Бауцен штурмом, но это совсем не нужно было. Граф велел стрелкам остановиться. С длинным султаном на шляпе, окруженный конвоем, долго разъезжал он под страшным дождем пуль и картечи, и сражение кипело на одном месте. «Стойте крепко! — кричал граф солдатам. — Государь на вас смотрит!» Они стояли, и неприятель не мог выиграть ни аршина земли. Во все это время государь император не оставлял прежней высоты. Когда начали падать ядра, он приказал свите удалиться, а сам остался! Народ русский! Как содрогнутся сердца твои, когда ты узнаешь, что государь, надежда твоя, столь великим опасностям подвергает жизнь свою! Усугуби моления в жертвы твои во храмах божиих: да сохранит десница всевышнего неоцененные дни отца народа, друга человечества, освободителя царств! Около третьего или четвертого часа пополудни неприятель приостановился, и сражение начало угасать.
Вспорхнул жаворонок, вылетел из дымного облака и запел прекрасную песнь свою в высоте. За час на сем месте свистали пули. В стороне, где стоял наш лагерь, выехал крестьянин обрабатывать поле. Бедный! думал я, обманутый мгновенною тишиною, ты не знаешь, что скоро опять загремят перуны, и нива твоя потонет в крови!.. Французы в целодневном сражении обыкновенно приостанавливаются на час времени, чтоб с сугубым потом стремлением возобновить нападение. Так затихает огнедышущий вулкан, готовясь поглотить целую область!.. К вечеру большие колонны их засинелись у подошвы горы на левом нашем фланге. Намерение неприятеля было овладеть горами, с высоты которых он мог бы стрелять вдоль главной нашей позиции и сбивать целые полки. Семилетняя война, Гохкирхенское сражение и сами собою горы сии показывали, сколь они важны. Там поставлен был небольшой корпус принца Виртембергского. Но неприятель потянулся к горам, как грозная туча, с силами ужасными, и граф Милорадович должен был послать еще несколько полков в подкрепление нашим, растянув между тем по всем противолежащим холмам баталионы пехоты и эскадроны конницы. Известно, что издали каждый баталион, стоящий на гребне холма, может показаться колонною — и это называют французы: (faire paroitre les masses) выдвинуть толпы, чтоб показать, что у нас много!.. Часто мера сия останавливает неприятеля в дерзких его намерениях обходить фланги и проч. Граф Милорадович, привыкший сражаться с французами, нередко поражает их — их же оружием. В горах началось самое жаркое дело. Спустились сумерки, и мелкий огонь заблистал в них. Гром то возвышался, то сходил вниз, по мере того как неприятель занимал высоты или наши сбивали его. Наконец нашла мрачная ночь и стала между теми и другими. Сражающиеся, с обеих сторон, так близко одни от других расположились на ночлег, или, лучше сказать, от усталости попадали на землю, что одна только темнота разделяла их. Граф остановился на бивак в Лубенском, храброго генерала Мелиссина полку, которым на то время командовал полковник Давыдов. Развели огни, и мы без сил попадали около них. Кусок хлеба был тогда великою драгоценностию. Привели пленного. Граф велел мне расспросить его, и этот сержант 7-го линейного пехотного полка объявил, что в горы послано вдруг восемь больших колонн; что они впотьмах стреляли по своим; что потеряли в одном этом месте до пяти тысяч; и наконец, что Наполеон сам провожал сии колонны, разъезжая на маленькой белой лошадке в простой солдатской шинели с красным воротником. Этот же пленный уверял, что они целые восемь дней не имели хлеба (слова свои подтверждал он, с жадностью пожирая полусырые картофели, бывшие у огня); он прибавил, что войска не хотели драться; что Наполеон, распустив слух, что заключил перемирие, вывел их будто для общего смотра, обещал хлеба и вдруг, указав на Бауцен, сказал: «Возьмите его!»