Письма с войны
Шрифт:
Она немного успокоилась, но чувство вины неотступно грызло брюнетку. Она не может позвонить Эмме, и Сидни тут бесполезен. Смирившись с этим, отчаявшаяся Реджина почти выбежала из кухни. По пути она заглянула в игровую комнату и, убедившись, что Генри спокойно играет, влетела в кабинет, резко рванув дверь. В два шага преодолев расстояние до стола, она открыла ящик, дернув его так, что ролики чуть не слетели с направляющих. Миллс нетерпеливо вытащила первый попавшийся на глаза чистый лист.
Обычно, Реджина писала Эмме письма, тщательно
Прости меня… Я вышла из себя… Нет, не оправдание. Дело не в тебе… Банальность.
Прости меня – написала Реджина еще раз. Ты не проблема, с которой нужно справляться. Ты смелая и добрая. И ты так много значишь для меня и для Генри, что я боюсь даже подумать, что с тобой может случиться что-то плохое. Я так благодарна, что ты жива. Пожалуйста, прости, что сорвалась на тебя.
Сложив лист треугольником, Реджина запечатала конверт и побежала ко входной двери. Только опустив письмо в почтовый ящик, она успокоилась.
Она ждала.
Мне с этим не справиться.
Эмма задохнулась, глядя на телефон. С трудом сглотнув, она прижала трубку к уху и зарычала, услышав треск помех. Ни в чем не повинная трубка спутникового телефона полетела на стол, едва не разбившись. Хорошо еще, что её сослуживцы тактично вышли из палатки, заменявшей им комнату отдыха, и теперь никто не видел, как Свон рвёт и мечет. Резко поднявшись, она со злостью пнула застеленный старым потертым пледом диванчик, стоявший перед маленьким телевизором, и ураганом вылетела из палатки. Двое солдат, ждавших снаружи, быстро расступились, как Красное море перед Моисеем, увидев упрямо сжатые кулаки и напряженные плечи блондинки. Только после того, как девушка скрылась из виду, они рискнули войти в палатку.
Эмма была в бешенстве и злилась на себя за это, и… Блядь, вот же черт! Она пнула попавшийся под ноги камень, взметнув облако пыли. Какое, черт возьми, Реджина имеет право срываться на неё? И за что?! Она никого не убила кроме террориста, который этого заслуживал!
Эмма вспомнила застывшие безжизненные взгляды той женщины и её сына, которых она так отчаянно хотела спасти, и желчь поднялась к горлу. Она увидела их, когда товарищи вытащили её из-под кучи щебня на следующее утро.
Она жива, чёрт подери! Она правильно поступила. Она поступила правильно.
–
Зарычав, Эмма оттолкнула его, вырываясь из захвата, и в следующую секунду парень полетел на землю.
– Отвали!
Не будь Свон так зла, она непременно рассмеялась бы, увидев его офигевшее лицо, но ей было не до смеха, и она просто перешагнула через Кеннеди, направившись в свою палатку.
– Что за херня, Свон?! – он поднялся и пошел следом. – Вот значит, как ты благодаришь человека, спасшего твою задницу?
Эмма резко развернулась, живо вспомнив, как мушка собственной винтовки смотрела ей прямо в лоб, а потом оружие просто упало наземь, когда пуля, пущенная кем-то из её отряда, нашла свою цель.
– Ага, – самодовольно хмыкнул Кеннеди, подходя чуть ближе. – Толкнешь меня ещё раз, и может, в следующий раз я забуду о благородстве, – помрачнев добавил он.
Он зашагал прочь, оставляя растерянную и взбешенную Эмму позади. Она прикусила язык, пытаясь заставить себя не кинуться за ним, чтоб выместить клокотавшие в ней гнев и досаду на его бесполезной физиономии. Получение взыскания не входит в её планы. Усилием воли девушка заставила себя развернуться и пойти в свою палатку. Войдя туда, она увидела, что внутри никого нет, кроме Нила, сидевшего на своей койке, над которой помимо фотографий и сонограммы теперь гордо висел еще и американский флаг. Нил был по пояс голый и осторожно касался бинтов, закрывавших шею.
Эмма застыла у входа, удивленная, что друг вернулся из лазарета. Честно говоря, они все были уверены, что Кэссиди отправят лечиться в Германию, слишком уж сильными были ожоги. Но, опять же, среди них есть люди, потерявшие в боях глаз, люди, лица которых покрыты шрамами, как страшными ритуальными масками, и они продолжают служить. У Нила рука больше не кровоточила и не гноилась, и была от плеча до тыльной стороны ладони покрыта свежими красными рубцами. Это выглядело так, будто кожа на руке стала велика костям и теперь свисает складками. Их награждали медалями за отвагу, и это было почетно, но эти шрамы, полученные в боях, явные отметины на теле, и те, что не видны глазу, они носят их, как награды. И они много ценнее тех, что вручаются под звуки торжественных речей. И точно много тяжелее.
– Мама не говорила тебе, что так глазеть не прилично? – пошутил Нил, пряча усмешку в отросшей бородке.
Улёгшийся было гнев поднялся в душе снова, когда она услышала замечание Нила.
– Моя мать бросила меня на обочине шоссе, когда я родилась.
Улыбка сползла с его лица и Нил смущенно отвел глаза.
– Прости, – пробормотал он и, откашлявшись, решил попытаться еще раз. – В чем дело, подружка? Проблемы? – парень ребячливо улыбнулся.