Письма. Часть 2

Цветаева Марина Ивановна

Точно я кому-то слово дала — не спать до того сна. Точно я не вправе — спать: физически спать, на постели. Когда я в детстве просыпалась — в 9 ч. — мне было стыдно, и так — всю жизнь. И сейчас, проспав случайно 8 ч. (не бывает — никогда) я — темнее тучи: точно сделала — гадость. Исключение — сны. Когда я вижу сны, т. е. — когда я их помню — я — горжусь, как никогда не гордилась в день окончания двухтысячестр'oчной вещи, — потому что сон — без моего участия, сам, данный, мне под'aренный, чье-то внимание, доказательство, что чего-то — всё-таки — ст'oю…

…Чтобы закончить:Всю жизнь хотел я быть как все,Но мир — в своей красе —Не слушал моего нытьяИ быть хотел — как я

(Борис Пастернак). [1750]

— т. е.

непрерывно мне доказывал — и навязывал — мое высокое назначение, в котором я — ни при чем.

Пишу Вам всё это — потому что Вы такая же как я. Не говорите нет. Да.

Ваше нынешнее состояние — естественно. Вы остались с полными руками, когда хотели — чтобы и рук не осталось! — Бывает — Со мной было — всю жизнь. Разгадка в том, что — чтобы принять нужно неменьшую полноту — и силу — чем дать. Иди Вы к человеку с пустыми (просящими) руками — как все — как все женщины — Ваша пустота была бы принята. Только боги не боятся даров. Встретьте — бога.

1750

Из поэмы «Высокая болезнь»

Вы узн'aете его по неизбывной пустоте его приемлющих рук: по неизбывности его голода — на дар: сердечный жар. Бог есть — пожирающий. Сыты — только люди. Ваш Люсьен (как все мои Люсьены — их много — это — порода!) Вас — нас — обманули мнимыми голодом и жаждой: Аидовым теням нужна была лишь капля живой крови: мы несли — всю свою!

Но нас с вами, Ариадна, узнают — по неизбывности дара, который кончается (ли?) — только с жизнью. Поэтому — Люсьены кончаются, мы — нет. Не ставьте себя с ним рядом: Вы — не он: Вы — его обратное. Поставьте его перед собой — как камень преткновения — о который Вы только — (еще лишний раз!) преткнулись — на пути своего дара — богам. Любите его, конечно, но как это конечно похоже на кончено, не потому что (и т. д. и — много так далее), а потому что Вы — Вы, а не Ваша улыбчивая соседка по квартире, к<отор>ая дала бы ему — как раз в меру — своей скудости и его немощи.

Простите за резкость! Меня такие привидения — замучили, и всё-таки я их предпочитаю всем «реальным и нормальным».

не окончено и не отослано [1751]

МЦ

16-го января 1939 г.

Paris, 15me 32, Bd Pasteur, H^otel Innova, ch<ambre> 36

С Новым Годом, дорогая Ариадна! Все поджидала от Вас весточки и начинаю серьезно тревожиться — почему молчите? Неужели — т'aк плохо? Не забудьте, что скоро — весна, что день уже вырос на 20 минут, что скоро снимете — теплое и наденете — свежее (я всегда лечусь — такими вещами: зализываюсь!) — что вдруг — неожиданно — Вы приедете в Париж и мы снова окажемся с вами в каком-нибудь саду, на какой-нибудь скамейке — только нас и ждавшей… А может быть даже поедем в какой-нибудь спящий городок — с чудным названием вроде Mantes [1752] и с единственным событием: собором. А м. б. — просто в Версаль (где я не была — годы: не с кем! ни с кем не хочется) где встанем наверху большой лестницы, по которой спустимся к воде, на мое любимое (совсем не версальское!) бревно.

1751

Приписка рукой Цветаевой красным карандашом.

1752

Mantes-la-Jolie — городок под Парижем с собором, построенным в то же время, что и Собор Парижской Богоматери.

У меня нет ни одной настоящей дружбы-есть хорошие отношения — а Вы знаете как это вяло и мало.

Единственная фабула моей жизни (кроме книг) — кинематограф. Видели ли Вы — La femme du boulanger [1753] с Raimu [1754] и целой деревней — невинных сердцем? Для меня сама деревня — её стены и улички и ворота — была бы фабулой, и я всегда удивляюсь, когда люди ищут — другой. Но для верности скажем — т'aк: сосну я любила с такой же страстью, как другие человека, человека — avec le m^eme d'etachement, [1755] как другие — сосну. И сосна всегда была довольна, человек — никогда.

1753

Жена булочника (фр.). — Фильм французского режиссера и писателя Марселя Паньоля.

1754

Жюль Мюрер Ремю

1755

С

той же отчужденностью (фр.).

Жду непременно и скоро от Вас письма — а то чувство, что пишу в пустоту. Я писала Вам последняя — большое письмо со всем, что я знаю об этой роковой породе. Писала — как себе: то, что всю жизнь себе говорила.

Если не читали — прочтите Rosamond Lehmann [1756] — Poussi`ere (Dusty Answer) [1757] — она о нас — я них. Очень прошу! (Poussi`ere — из<дательст>во Feux Crois'es).

До свидания! Обижусь, если не откликнитесь. Обнимаю Вас и детей.

1756

Розамон Леман

1757

Пыль (Ответ из пыли) (фр., англ.).

МЦ.

18-го марта 1939 г., суббота

Paris, 15me

32, Bd Pasteur,

Hotel Innova, ch<ambre> 36

Дорогая Ариадна,

Всё дошло — и большое письмо, и недавнее маленькое — и прелестные летящие Качели!

Бесконечно радуюсь Вашему приезду (тьфу, тьфу, не сглазить!) — если будет. Дай Бог, чтобы были хорошие дни — Вы у меня связаны с летом, даже весной: первой травой. Ариадна, непременно поедем в Версаль, в Трианоны, [1758] в тот — заросший и бедноватый, где еще живы — дети: [1759] маленький мальчик и большая девочка, точно эта бедность и непосещаемость и одновременная роскошь — всего разросшегося — их — сохранила. Это — сновиденное место, нам там хорошо будет…

1758

Трианоны, Большой и Малый — королевские дворцы в Версальском парке.

1759

Мария-Тереза-Шарлотта, дочь Людовика XVI, после казни родителей была заключена в крепость, а ее младший брат был забит до смерти сапожником, в чей дом он попал на воспитание.

О себе: всё то же: между небом и землей. Много читаю, пишу — мало (но никогда — вяло), вокруг — много бед — концы жизней — люди одного поколения уходят сразу — точно сговорившись.

И новый удар — моя Чехия! [1760] Когда в газете вижу — Прага — дрожу с ног до головы — точно тот по мне в нее вошел. Чехия для меня не только вопрос справедливости, но моя живая любовь, сейчас — живая рана. В ней — на её холмах — вдоль её ручьев — прошла моя лучшая молодость, я ей бесконечно благодарна. В жизни я привыкла — благодарить через край — за самое малое! — заливать благодарностью, на ней — сгорать, а здесь я ничего не могу, в первый раз — ничего не могу, ничего — за всё добро. «Там, где рябина — Краше Давида-Царя…» [1761]

1760

Немецкие войска вошли в Прагу.

1761

Из стихотворения М. Цветаевой «В смертных изверясь…» (цикл «Деревья»).

Когда приедете, я Вам покажу своего Рыцаря — добывшего Праге герб: двухвостого льва. Я его получила — в последнюю минуту — последний снимок, к<отор>ый мне, обыскав всю Прагу, достали где-то на окраине. У меня в Праге давнишний друг — пожилая женщина, чешка, до 12-ти лет жившая в Москве, а потом жившая у лесника — деда — и с бабушкой вязавшая кружева при луне — жалели свеч… Переводчица В. Соловьева, Бердяева, лучших русских… Что с ней?? Она своей Чехией — жила… И написать нельзя. Пошлю открытку — с картинкой — и: обнимаю.

А когда-то, в 1870 г., Чехия, тогда — Богемия, — протестовала против присоединения Эльзаса-Лотарингии! Одна, маленькая, съеденная Австрией — заступилась за Францию!..

— Ох!—

________

Милая Ариадна, счастлива, что скоро Вас увижу — у меня почти никого не осталось, всё — рассосалось, люди сначала (как упыри!) жили моим отъездом, а когда он затянулся — отпали.

Но до отъезда непременно напишите мне, чтобы я наверное знала и твердо радовалась.