Письмо дяде Холмсу
Шрифт:
– Вам привет от деда Васи и от Митька, - сказал Алешка.
– И лучшие пожелания.
– От какого Митька?
– насупился дед. Так насупился, что его глаза упрятались под лохматые брови.
– Не знаю такого. Твой приятель, что ли? Тоже партизан?
– Друг, - сказал Алешка.
– Старший товарищ. Писатель Лосев.
– Так бы и сказал, - дед вернул брови на место.
– Митрий Митрич он. Уважаемый человек. А то - Митёк какой-то. Собачья кличка.
«А дед-то сварливый», - подумал я.
– Так и будем стоять?
–
– Так я тебя не держу, - намекнул дед.
Девочка строго посмотрела на него, на нас - с участием:
– Ты глянь на них, дед. Они запоздалые путники. Из леса вышли, голодные - сразу видно.
– Всех голодных не накормишь, - отрезал дед.
– Но стремиться к этому надо, - назидательно добавил Алешка.
Дед рассмеялся. И совсем другое лицо у него стало. Разбежались от глаз веселые морщинки, в густой бороде мелькнули все зубы. Два или даже три, не успел я их сосчитать.
– А вообще, - сказал Алешка, - мы по делу пришли. К вашей внучке Асте.
Алешка расстегнул куртку и достал письмо:
– Твое?
– спросил он девочку Астю.
– Мое. Здорово написала?
– Здорово, - похвалил я.
– Но мало понятно.
– Не критикуй, - заступился дед.
– По содержанию ведь все ясно.
– А по правописанию ведь не очень, - уточнил Алешка.
А вот ему как раз промолчать бы. С его собственным правописанием, по своим правилам: «Мама, пиридай привьет папи».
– Я тогда маленькая была, - оправдалась Настя по кличке Астя.
– Мне почти семь лет тогда было.
– А сейчас?
– Семь и два месяца. Вот!
– гордо отчеканила она. Будто не семь, а семьдесят семь. И два месяца.
– Дед, иди обед разогрей. Для голодных партизан.
– Похоже, в этом доме она командир, а не дед. Несмотря на его суровые брови.
– А вы пока отряхивайтесь.
И она взялась за березовый веник.
Мы, и правда, были все в снегу, особенно наши ноги, примерно до наших рук.
Мы топтались на крыльце, время от времени по команде поворачиваясь, а Настя колотила нас веником. Похоже, с удовольствием.
– Ты по голове-то не стучи, - возмутился Алешка.
– Ты по снегу бей.
– Ну вот, - сказала Настя, сметая снег с крыльца, - на людей стали похожи. Идите в избу, партизаны.
А мы, в самом деле, уже и устали, и замерзли. Да и проголодались. Поэтому нам в избе показалось очень уютно. Особенно из-за запаха. Во-первых, здорово пахло от плитки, где дед Яша что-то вкусное разогревал. Но сильнее всего пахло в избе свежими стружками, смолистым деревом. Будто под Новый год от елки. Наверное, потому, что главное место в комнате занимал большой рабочий стол у окна, заваленный инструментами и заставленный всякими забавными поделками - фигурками, здорово красиво вырезанными из дерева.
Они были всякие. Некоторые из них вполне знакомые - такие традиционные народные промыслы. Ну, там,
А были еще и «нетрадиционные», вырезанные талантливой рукой сказочные герои. И самое удивительное - все они были очень похожи на снежные фигуры на «…ляне сказок». Снегурка, Дед Мороз, Снеговик, Баба-яга. Но еще удивительнее - над столом висела полка, заставленная обработанными корягами.
– Ну и что?
– спросил Алешка Астю, которая вертелась рядом и хвалилась этими поделками так, будто не дед Яша, а она сама их вырезала.
– Я хоть тыщу таких коряг из леса принесу.
Астя рассмеялась.
– А ты приглядись, партизан. Никого не узнаешь?
И тут какое-то чудо случилось. В одной коряге я узнал Митька - кривые сучки, а получается, будто сидит бородатый дядька за письменным пеньком, а лицо у него очень задумчивое. Будто книгу сочиняет. Другая коряга - доброе такое лицо. Внимательное. Словно смотрит человек по сторонам - кому бы помочь в каком-нибудь деле.
– Непруха!
– угадал Алешка.
– Дед Вася.
– Сам ты непруха, - сердито отозвался от плитки дед Яша.
– Это глупые люди его так называют. А спроси у кого хочешь: отказал хоть кому Васька в помощи. Золотые руки. Все к нему бегут, если что испортится. И никому отказа нет. И все даром делает, копейки не спросит за работу. А сам круглый год в драном ватнике ходит.
– Не то что его Клавдия, - подхватил Алешка.
– Вы бы сделали ее портрет. Пусть на себя посмотрит. Ей стыдно станет.
– Ну ее, - отмахнулся дед Яша.
– Она шибко вредная. Наколдует еще какую-нибудь беду.
– Она - ведьма, - шепнула и Астя.
– Только еще не совсем.
– Как это?
– удивился я. Ведьма, но не совсем. Это все равно что почесать репу меньше одного раза.
– Не совсем, - упрямо повторила Астя.
– Колдовать ей хочется, а она еще не умеет. У нас здесь, рядом, за рекой, настоящая колдунья живет. Так Клавдия к ней все время бегает.
– Уроки берет?
– усмехнулся Алешка.
А я опять подумал: ну и попали! Как в страшную сказку. Ну и Клавдия! И Митёк нас об этом же предупреждал. А здесь еще и Астя. Кстати, эта Астя вовсе не показалась мне запуганной каким-то чердачным Домовым. Эту Астю, пожалуй, вообще напугать трудно. Да и Алешка вовсе не стремился броситься ей на выручку. Что-то он почувствовал. Или понял.
Дед Яша тем временем накрыл стол, расставил миски, разложил ложки. Нарезал хлеб.
– Так и быть, - сказал он, - похлебайте борща. Уж больно вы исхудавшие. Как козлята по весне. Издалека, небось?