Письмо из дома
Шрифт:
Щеки у майора опали, и он согласно кивнул.
– Постой, а это не тот боец, который на духов в полный рост с пулеметом шел?
– Тот, - ответил комбат.
– Хороший солдат?
– Не то слово, - сказал скупой на похвалу майор.
– Из деревень они все, в принципе, мужики стоящие, а этот вообще золото. Если бы все такими были всю жизнь можно в армии служить.
– К ордену
Комбат уезжал в Кабул, и наградными листами занимался щеголеватый капитан.
Замполит спрятал глаза и забубнил под нос: "Запуталось как-то все. Замотался, закрутился, а ротного проконтролировать не успел".
Капитан врал без зазрения совести. Командир роты принес наградные листы. Замполит распушил пальцами бумаги, наткнулся на Нефедова и брюзгливо сказал: "У него медаль "За отвагу", а ты еще и на орден тянешь. Жирно для одного".
Лист превратился в мелкие клочки.
– Представим, сегодня же и представим, - зачастил замполит, делая пометки в блокноте, словно имел способность сразу обо всем забывать.
Седой подполковник склонил голову и начал вертеть зажигалку в пальцах.
Майор смотрел на командира. Замполит держал ручку наготове.
Комполка вздохнул, щелкнул зажигалкой, закурил и сказал:
– Нефедова представить к ордену Красной Звезды. Оформить руку, как ранение на боевых. Послать благодарственное письмо за воспитание сына в семью. Сфотографировать у развернутого знамени части. Направить письма в военкомат и сельсовет с просьбой получше его трудоустроить. Письма я и начальник политотдела подпишем.
Ручка порхала над блокнотом. Майор впервые за много дней улыбнулся и радостно надул щеки.
12.
Поздно вечером солдат из санчасти пришел за письмом к Свиридову. Фельдшер унес его к себе и там, в комнате для хранения формы, вложил замусоленный конверт во внутренний карман нефедовского хабэ.
13.
Нефедова провожали возле штаба всей ротой. Ребята поочередно обнимали его, прижимали к себе и шутливо советовали не выпить в Ташкенте всю водку и не изнасиловать всех женщин, чтобы и на их долю хоть что-то пришлось.
Николай улыбался краешком губ и молчал.
Внезапно тесное кольцо солдат разомкнулось, и Нефедов увидел Чижова.
–
– спросил взводный.
– Харя не болит? Ударил-то я сильно.
– Нет, - ответил Николай.
– Да я и не помню, что вы меня били.
– Зато я помню, - угрюмо сказал Чижов.
– Ты не обижайся. Сам все прекрасно понимаешь.
– Понимаю, - опустил голову солдат, для которого великой загадкой оставалось заботливое и душевное отношение к нему окружающих.
Взводный сделал шаг к Нефедову и протянул руку. Все увидели на ладони тоненькую, серебристую зажигалку.
– Бери, - сказал дружелюбно Чижов.
– Хорошая зажигалочка. Пьезовская. Искра идет, хоть электростанцию подключай.
Николай отрицательно мотнул головой.
– Дурило, - улыбнулся взводный, - к твоим сапогам только такая и подойдет.
Все засмеялись.
– А мне подарите, - спросил Горюнов, - если у меня такие же сапоги будут к дембелю?
Чижов хмыкнул.
– Я тебя скорее курить отучу.
Теперь вместе со всеми, как в былые времена, смеялся и Нефедов.
– Бери, кому говорят, - вновь повернулся к нему взводный.
– С коробком спичек не очень-то удобно поначалу. А тут - щелк и готово.
Солдат не шевелился. Тогда старший лейтенант опустил зажигалку ему в карман и дернул на прощание за руку.
– Не козлись. От чистого сердца дарю. Вернешь - обижусь. Давай, Коля, не поминай лихом!
14.
Бронетранспортер от ворот контрольно-пропускного пункта пошел по дороге вниз. Тонкая белесая пыль задымилась под колесами машины.
Нефедов оглянулся. Возле раскрытых ворот стояли ребята и махали руками. Даже худой, высокий и слегка сутуловатый Чижов поднял, как испанский революционер, сжатый кулак вверх.
Николай сорвал с головы кепи и замахал в ответ. А потом, когда жирные клубы пыли отгородили солдата от друзей, он закрыл новенькой кепкой лицо и заплакал. Он рыдал и абсолютно не стеснялся ребят в бронежилетах и касках, которые сидели возле заднего верхнего люка и чересчур сосредоточенно смотрели вперед.
Столб пыли становился гуще и выше. Ветра не было, и маленькие частички земли еще долго висели в воздухе.