Письмо из ниоткуда
Шрифт:
– Ты хотела бы этого? – спросил Ромчик.
– С ума сошел? – возмутилась Наташа. Она уже забыла о том, что еще вчера называла свою беременность залетом, а Ромку дураком, не понимающим, как ухудшится их жизнь. – Я уже прикидываю, куда мы поставим кроватку.
– Между шкафом и окном?
– Да! А наш диван передвинем, чтобы удобнее было ночью вставать.
– Мы его выкинем и купим новый. А еще ремонт сделаем. Но только после того, как узнаем пол ребенка.
– Ты хочешь?
– Девочку.
– А я мальчика.
–
– Давай не пугай! Нам бы с одним справиться. И вообще… еще не факт, что я беременна.
К счастью, это оказалось фактом. Из поликлиники Наташенька с Ромой уходили окрыленными.
Беременность протекала прекрасно. На самочувствие будущая мать редко жаловалась. Бывало, ее рвало по утрам, но тут Наташа сама была виновата, тащила в рот всякую дрянь. Например, хлебные корки. Те, что горелые. Мама Ромки такие срезала, чтобы квас на них делать, а Наташа намазывала маслом, сверху посыпала зеленым луком и уплетала за обе щеки.
Она невероятно похорошела! Хотя, казалось бы, куда больше? Но беременность Наташеньку сделала более женственной и сексуальной. Она округлилась, но исключительно в нужных местах: в груди и бедрах. Стала больше улыбаться, и не только кому-то, а самой себе. Она постригла волосы, чтобы меньше тратить времени на уход за ними, и каскад до плеч ей очень шел.
– Что с ней происходит? – спрашивал Генрих, общий друг и ангел-хранитель.
– Ты о чем? – делал вид, что не понимает вопроса, Ромка. Никому они не рассказывали о беременности Наташи, даже родителям. Ждали, когда УЗИ покажет пол, и тогда они сообщат всем радостную новость.
– Наташу будто подменили. Она даже двигается иначе.
– Разве?
– Я бы сказал, грациозно, но правильнее будет – зазывно. Она же ходячий секс.
О да! Если бы Роман не вкалывал по десять часов после занятий, чтобы заработать на ремонт, они бы только любовью и занимались. Наташа постоянно хотела ласки, а Роман, невзирая на усталость, готов был ее давать. Так что секс у них был каждый день, и не по разу. Соседи даже дали им прозвище Кроликовы, а кто-то из них стучал в дверь в разгар самого жаркого акта и орал: «Да сколько же можно?!»
Не только первое УЗИ, но и второе не показало пол. Ребенок лежал попкой, будто не желая рассекречиваться. Решили назвать Сашенькой, а комнату оклеить нейтральными бежевыми обоями.
Ремонтом занимался Ромчик. Наташа пыталась помогать, но он прогонял ее. Незачем беременной напрягаться.
– Потолки три с половиной, один не справишься, – пыталась вразумить его Наташа. – Давай хотя бы Генриха попросим подсобить.
– Нет.
– Родственников тогда. У твоего бати золотые руки, и он закодировался. Вдвоем вы управитесь за пару дней…
– Я все сделаю сам.
– Какой ты упрямый!
Если Ромчик что-то решил, то переубедить его было крайне
– Мне надоело жить в вечном ремонте, – не отставала от него Наташенька.
– А для меня удовольствие делать его не спеша. Мне кажется, сейчас лучшее наше время, и я хочу продлить его.
– Загнать ты себя хочешь! Учеба, работа, ремонт…
– И на все у меня хватает сил. Я вдохновлен и безумно счастлив.
– Я тоже хочу внести свою лепту в ремонт.
– Сшей шторы, – нашелся Рома. – Нам потребуются плотные, не пропускающие света. Но они не должны быть мрачными.
Она ухватилась за его идею. Быстро выбрав ткань (тоже без помощи мамы, сестры или Генриха), уселась за машинку. Ромка клеил, Наташа строчила, и оба наслаждались процессом. Безудержный секс остался в прошлом, теперь ребята кайфовали, создавая уют в своем доме. И никто им был не нужен, ни родственники, ни друзья.
Домой он возвращался бегом. Сегодня Наташа сообщила, что дошила шторы, и ждала Ромку, желая их, уже отпаренные, повесить. Он обещал явиться в восемь, но задержался на час, вот и мчался со всех ног. И, между прочим, не с пустыми руками. В ювелирном магазине, где он сегодня устанавливал торговое оборудование, в качестве премии Ромчику выдали украшение из серебра. Точнее, предложили несколько на выбор. Ему приглянулся двойной браслет с сердечком. Как потом оказалось, парное украшение. Если разделить его, получатся два браслета. У каждого по половинке сердца…
Но Рома и свое хотел подарить Наташеньке!
Он влетел в комнату, сжимая в руке коробочку с подарком. Первое, что увидел, – это шторы. Они лежали на полу. Гора тяжелого материала, плотного, неподатливого (ох и намучилась Наташа с ним), внушала страх. Почему, Рома понял позже…
В этой груде лежала Наташенька. Съезжавшаяся, будто безжизненная.
Как мертвая гусеница. Они сметали таких с подоконника осенью и удивлялись, откуда они на нем появились. Надуло с деревьев или птицы притащили?
Рома бросился к Наташеньке. Она была в сознании. С болью смотрела на свои окровавленные руки, прижатые к животу, и беззвучно плакала.
– Что случилось?
– Я не знаю, – пролепетала она. – Я упала и не могу встать.
– Ты что, полезла вешать шторы? – разгневался Рома.
– Нет, я просто их раскладывала, как в животе закололо. Я села, чтобы перевести дух, но больше не смогла разогнуться…
Рома бросился к телефону, вызвал скорую помощь. И тут же вернулся к Наташе. Она уже не могла говорить, только шептала что-то невнятное. И за живот держаться перестала. Тогда Рома увидел, сколько крови из нее вытекло. Казалось, ведро!